Пир во время чумы

Она не имеет предыстории, эта пушкинская пьеса. Все выглядит так, что как бы по капризу судьбы, совершенно случайно Пушкин захватил с собой в Болдино томик английских пьес, одну из которых - поэму Вильсона - он выделил, выхватил одну сцену, перевел ее и превратил в полноценную маленькую трагедию. "Пир во время чумы" как-то отпугивал, по общему признанию, обойден вниманием исследователей. Трагедия тем уникальна, что за частными наблюдениями не просматривается концепция, адекватная уровню пушкинского произведения.

"Пир во время чумы" -- трагедия, несущая в себе то, что древние греки называли катарсисом, разрешением трагического конфликта. Сюжетная конструкция здесь великолепна. В один клубок сплелись и щемящее чувство тоски и одиночества человека, запертого холерными карантинами в маленькой деревушке, и горечь потери близких друзей, и воспоминание о женщине, которой уже нет в живых, но чувство к ней все еще продолжает жить в душе поэта, и предчувствие новых суровых испытаний, что несет ему грядущая жизнь.

У героев "Пира во время чумы" практически нет выхода в большой мир, пирующие -- всего лишь крохотный островок в мире мертвых, поэтому ситуация трагедии уникальна, она являет собой некую экспериментальную площадку для исследования самых общих вопросов бытия. Но в самой уникальности ситуации заложены громадные возможности для обобщения, для соотнесения проблем отдельного человека и человечества в целом.

Внешняя динамика здесь вступила бы в явное противоречие с внутренней жизнью героев. Каждый из пирующих -- в сущности, замкнутый мир, их речи -- прежде всего самоизлияния, непрерывная цепь внутренних монологов, их судьбы, может быть, и пересекаются, но, ни в коем случае не взаимовлияют друг на друга. Трагедия личности есть в каждом из героев, ведь каждый из них - человек с судьбой, перечеркнутой не по воле жизни.

Вальсингам -- председатель пира, возможно, даже его инициатор. И пир предпринят с целью забыться среди ужаса всеобщей смерти. Но происходит парадоксальное: именно председатель пира все время возвращается в своих мыслях к смерти и настойчиво напоминает о смерти всем пирующим.

Атмосфера пира проникнута лишь иллюзией жизни, смерть все время напоминает пирующим о неотвратимости и закономерности конца.

Вальсингам - человек, раздавленный страхом смерти, ужаса "бездны мрачной", на краю которой он оказался, человек, решающийся на бунт. Председатель и сотрапезники не способны духовно противостоять грозной силе, несущей смерть, они, по сути, заключают сделку с чумой, продают ей свои души, дабы сохранить тело.

Не бегство и не смирение, а борьба! -- вот пароль и лозунг Вальсингама.

Священник, как и Вальсингам, стремится "ободрить угасший взор", но... лишь для того только, чтобы подготовить обреченного к смерти. И голос священника, весь строй его речи -- это голос самой смерти, как бы звучащий из-за гробовой доски. Священник беспрестанно напоминает об умерших, о муках ада и о райском блаженстве, он судит живущих от имени погибших. Прозрение наступает, когда Священник напоминает В. об умершей матери, над могилой которой он рыдал и "с воплем бился", которая теперь, видимо, "плачет горько в самых небесах, взирая на пирующего сына", слыша его голос, "поющий бешеные песни, между мольбы святой и тяжких воздыханий". Да, Председатель признает, что он осквернил память матери и возлюбленной, участвуя в пире, но, тем не менее, он останется, ибо здесь -- жизнь, пусть на краю гибели, но жизнь, а там -- лишь смирение и бездействие перед лицом смерти. И характерно, что священник, почувствовав силу этих слов, уходит, благословляя Вальсингама.

Вальсингам понимает, что он уже не тот, каким был прежде, -- "чистым, гордым, вольным", что небеса для него затворили свои врата и их "падший дух не досягнет". Не многие из героев Маленьких трагедий А.С. Пушкина достигли прозрения. Жизнь и страсть, ум и сердце вновь выходят победителями...

Эпидемия чумы лишь обнажает, обостряет для каждого понимание своей бренности, смертности; болезнь ежечасно уносит на глазах у всех свои многочисленные жертвы. Люди в отчаянном пьяном и любовном разгуле стремятся забыться, защититься от этой простой и жестокой мысли о неизбежном. Человек, увы, смертен, и работа жизни и смерти вокруг него не останавливается ни на секунду и в любой момент может оборвать его или его близких судьбу. С этой точки зрения наша жизнь является непрерывным пиром во время чумы, только люди стараются об этом не думать, их спасает дар забвения, счастливый дар духовной слепоты.