Авангард в творчестве Ю. Олеши

курсовая работа

3. Авангард в творчестве Олеши

«Необычно, странно для слуха прозвучала в 1927 г. отчетливая и ясная проза Олеши» М.Чудакова «Мастерство Юрия Олеши». Уже с первого своего появления в московской печати Ю.Олеша был признан самобытным новатором. «Сам художественный метод Олеши разными критиками определялся по-разному. Одни называли его писателем-экспрессионистом (Вяч.Полонский), другие находили у него аналоги с представителями европейского модернизма, например с Ж.Жироду» В.К.Шеншин «Традиции Достоевского и советский роман 1920-х».

Но, не смотря на свою неповторимую оригинальность, Олеша не теряет связь со своими предшественниками. Так в статье М.Чудаковой говорится о насыщенности романа литературой. « “Зависть” была написана в 1927 г., и человек, написавший ее, будто держал в голове перечень предметов, уже описанных литературой прошлого века. И если ему надо «по ходу действия» описывать такой предмет, то нужно только напомнить читателю, что это - старый его знакомец, которого достаточно припомнить, потому что о нем в литературе уже все сказано. «Я покинул аэродром» - сколько раз «покидали» герои место их непризнания. Патетичность слова в данном случае является как бы поневоле, как бы в память о том, как это делается в литературе, как должен в литературе уходить со сцены непризнанный герой» М.Чудакова «Мастерство Юрия Олеши».

Также М.Чудакова прослеживает трансформирование описаний от Тургенева, у которого «любое описание дается там как единственно возможное», через Толстого, показывающего пейзаж сквозь призму состояния героя, до Олеши, который придает самостоятельную ценность зрительным подробностям. А образ главного героя «Зависти» Николая Кавалерова очень близок к персонажам Достоевского.

При чтении автобиографических мемуаров Олеши, мы видим теплое и родственное отношение к классикам. Так в одной из своих записей Олеша восторгается описанием неба над головой идущих ночью в ущелье солдат, которое есть в одном из кавказских рассказов Толстого. Там сказано, что та узкая извилистая полоска ночного неба, полная звезд, которую видели над собой шедшие между двух отвесных стен ущелья солдаты, была похожа на реку. Она текла над головами солдат, как река, эта темная мерцающая бесконечностью звезд полоска Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 484. Олеша относит это описание к чудесам литературы, к красотам, которыми так приятно делиться с читателями.

Не смотря на новость языка и способов изображения персонажей, у Олеши нет такого отрыва от классиков XIX века и виднейших писателей старшего поколения, как у Маяковского, одного из ярчайших представителей авангарда.

Олеша восторгался Маяковским, как человеком, из-под чела которого смотрели необыкновенной силы и красоты глаза Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 439 и общение с которым чрезвычайно льстило самолюбию, и как поэтом, в чьих книгах раскрывается целый театр метафор. От булок, у которых «загибаются грифы скрипок», до моста, в котором он увидел «позвонок культуры» Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 442.

Олеша не раз предпринимал попытку по перечислению метафор Маяковского, но в итоге всегда приходил к выводу, что такое перечисление окажется равным переписке почти всех его строк Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 442.

И Олешу и Маяковского называли королями метафор. Да, это два великих человека, два мастера слова, мир которых метафоричен. «Сюжетные метафоры - система видения Олеши. Он видит стрекозу и то, что она похожа на самолет» Шкловский «Глубокое бурение» (Шкловский). В этом есть одна из черт авангардизма в творчестве Олеши.

Самые смелые метафоры Олеши - когда мосты похожи на кошек - читаются детьми «с визгом», так как они тоже видят мир по-новому, заново приходят в мир. Мир детей метафоричен, это мир смелых видений и сравнений.

В этих метафорах Олеша видел смысл своей жизни, смысл вообще всей литературы. Кто-то сказал, что от искусства для вечности останется только метафора…В этом плане мне приятно думать, что я делаю кое-что, что могло бы остаться для вечности Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 521.

Но иногда Олеша с болью пишет, осознавая себя назывателем вещей, аптекарем Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 521. В этой рефлексии есть только доля истины. Мне кажется, Олеша сожалеет о том, что он не смог выразить в своих произведениях собственные сокровенные мысли о себе, о времени, о мире. Но не стоит его в этом обвинять - в этом виновато время, время молчания. Вениамин Каверин в своих воспоминаниях писал: «Еще лет за шесть до съезда, когда мы впервые встретились у Мейерхольда, я спросил его, что он станет писать после «Зависти», которая была, с моей точки зрения, счастливым началом. Он выразительно присвистнул и махнул своей короткой рукой. “Так вы думали, что `Зависть - это начало? Это конец”, - сказал он». Каверин «Воспоминания» Олеша как тонко чувствующий художник ощутил это грядущее время великого молчания.

Авангард характеризуется экспериментальностью в области языка и формы. В этом экспериментаторстве проявляется борьба авангарда с реализмом за более адекватное отражение действительности. Олеше тоже кажется, что внешний мир еще недостаточно точно описан литературой, что его нужно описывать заново, другими способами. Мы стоим перед вопросом, как вообще писать Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 513. И Олеша отвечает на этот вопрос по-своему: из-под его пера выходит роман «Зависть», который сразу завладевает вниманием публики. «Первые же страницы первого романа Олеши резко отличили его манеру от литературной работы многих его современников», - пишет в своей книге М. Чудакова.

Он моется, как мальчик, дудит, приплясывает, фыркает, испускает вопли. Воду он захватывает пригоршнями и, не донося до подмышек, расшплепывает по циновке. Вода на соломе рассыпается полными, чистыми каплями. Пена, падая в таз, закипает, как блин. Иногда мыло ослепляет его,-- он, чертыхаясь, раздирает большими пальцами веки. Полощет горло он с клекотом. Под балконом останавливаются люди и задирают голову» Ю.Олеша «Зависть», стр. 14.

В своей работе М. Чудакова подробно разбирает на части эту новую манеру письма.

- «фразы стояли особняком одна от другой, каждая из них четко описывала предмет или жест и удивляла полным отсутствием многозначительности». Замок щелкнул надо мной так, точно обломилась ветка, и я свалился с прекрасного дерева, как перезревший, ленивый, шмякающий при падении плод Ю.Олеша «Зависть», стр. 47.

- «удивляла подчеркнутая ясность синтаксиса» Каждый день наблюдений давал мне частицу ответа. Прошел месяц. Ответ я знаю. И уже не боюсь. Вы просто тупой сановник. И больше ничего Ю.Олеша «Зависть», стр. 38.

- «отсутствие “простонародного” языка» «Из всех “деревенских слов” во всем романе с трудом отыскивается одно лишь “давеча” -- и то оно кажется неуместным» М.Чудакова «Мастерство Юрия Олеши».

- «новенькие, почти хрустящие слова из новых областей техники, неожиданные термины науки движутся перед читателем»: ландшафт, стереоскопичность, метеорологическая наука, электрическая лампочка, вольфрамовы нити, геометрические планы, колебание эфира, шаровидная молния… И светятся в яме гнилушки, фосфоресцирующие грибки - плесень. Это наши чувства! Это все, что осталось от наших чувств, от цветения наших душ Ю.Олеша «Зависть», стр. 64.

- «“внимательно, аналитически” Олеша подходит к описанию вещей» На пояснице его я увидел родинку, особенную, наследственную дворянскую родинку, - ту самую, полную крови, просвечивающую нежную штучку, отстающую от тела на стебельке Ю.Олеша «Зависть», стр. 18.

- «нет, кажется, другого романа, где люди бы так много двигались» Двадцать колоколов раздирали его. Как ямщик, он откидывался, нагибал голову, может быть, гикал. Он вился в серединной точке, в центре мрачной паутины веревок, то замирал, повисая на распростертых руках, то бросался в угол, перекашивая весь чертеж паутины, - таинственный музыкант, неразличимый, черный, может быть, безобразный, как Квазимодо Ю.Олеша «Зависть», стр. 42.

- «предметы меняются, их цвет и форма непостоянны, они разные при разном свете и иногда становятся неузнаваемыми » (это влияние авангардных течений в живописи, а именно Лучизма Ларионова) Комната где-то когда-то будет ярко освещена солнцем, будет синий таз стоять у окна, в тазу будет плясать окно, и Валя будет мыться над тазом, сверкая, как сазан, плескаться, перебирать клавиатуру воды… Ю.Олеша «Зависть», стр. 40

- «чисто живописное разложение цвета» Голубой и розовый мир комнаты ходит кругом в перламутровом объективе пуговицы Ю.Олеша «Зависть», стр. 14.

- «стремление пристально рассмотреть вещь под непривычным углом зрения» Пенсне переезжае как велосипед Ю.Олеша «Зависть», стр. 15.

- «стремление автора добраться до схемы, до “чертежа” вещи».

Пробовались новые способы описания вещей, новые формы литературного мышления. Этот поиск свойственен не только Олеше, а всем писателям этой эпохи. Некоторые находки у них совпадают, так, например, похожи описания зеркал у Грина и у Олеши. Авангард так или иначе повлиял на всех представителей искусства.

В 20-м столетии произошел небывалый взлет развития науки и промышленности. ХХ век - век создания автомобилей, самолетов, спутников, ракет, компьютеров…Машины окружают человека. Олеша видел это взлет своими глазами, чувствовал своим телом и понимал своим умом. Могу сказать, что великая техника возникла на моих глазах...Были окна, за которыми не чернели провода, не горели электрические фонари, окна, совсем не похожие на те, в какие мы смотрели теперь: за ними была видна булыжная мостовая, проезжал извозчик, шел чиновник в фуражке и со сложенным зонтиком под мышкой, силуэтами вырисовывались крыши на фоне заката, и если что-либо представлялось глазу нового, невиданного, то это была водосточная труба, сделанная их цинка Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 384. Интересно звучат слова Олеши о первых электрических лампочках: это были не такого типа лампы, какие мы видим теперь - разом зажигающиеся в наивысшей силе света, а медленно, постепенно достигающие той силы свечения, которая была им положена Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 384. И толпы соседей со всех ближайших домов приходили посмотреть на одиноко висящую, привычную нам лампочку Ильича, как на диво-дивное.

Естественно, что литература не могла обойти стороной достижения научно-технического прогресса. Наоборот, она взяла их на вооружение. У воображения появилось новое пространство для освоения. Уэллс первый обратил художественное внимание на машину в своем романе «Борьба миров». На машину и ее значение в жизни человека - на машину как на явление философское, историческое, нравственное Ю.Олеша «Ни дня без строчки», стр. 507.

В романе «Зависть» перед нами предстают два образа машины: первый - это машина-робот, произведенная человеком, второй - это человек, стремящийся превратиться в машину. Воплощением последнего является образ Володи Макарова и, отчасти, Андрея Бабичева. Это люди нового века, люди действия. Не зря в романе так много описаний движений человека, движений в чистом виде. О желании Володи стать машиной мы узнаем из его письма Бабичеву, письмо как осознанный продукт размышлений человека. Володя мог бы обронить эту идею в разговоре, но Олеша сознательно сажает Володю за письменный жанр. Я хочу быть машиной...чтоб быть равнодушным, понимаешь ли, ко всему, что не работа! Ю.Олеша «Зависть», стр. 45 Зависть взяла к машине - вот оно что! Чем я хуже ее?...Хочу и я быть таким…чтоб ни цифирки лишней Ю.Олеша «Зависть», стр. 45.

Результат механизации Володи Макарова мы можем увидеть в описании героя: у Володи целая сверкающая машинка зубов Ю.Олеша «Зависть», стр. 81, он как машина преодолевает законы физики, он взлетал вместе с мячом, завертевшись, точь-в-точь навинчиваясь на него: он обхватывал мяч всем телом -- коленями, животом и подбородком, набрасывая свой вес на скорость мяча, как набрасывают тряпки, чтобы потушить вспышку Ю.Олеша «Зависть», стр. 84. Но также следует отметить, что автором всех этих описаний является Николай Кавалеров. Андрей Бабичев тоже машина, также использовано большое количество глаголов для его описания, но, когда Бабичев решает приютить у себя на время Кавалерова, мы слышим голос Олеши: Машина остановилась Ю.Олеша «Зависть», стр. 70.

Офелия - это машина, созданная советским чародеем Иваном Бабичевым. Изобретатель с детства, он мечтал о совершенной машине, которая может все, и создал ее у себя в воображении. Мы не видим как такового описания этого чуда техники. И то, присевшее на балку, блеснув при повороте, повернулось, застучало, топчась, как стучит птица, и стало исчезать в темном провале между скрещений Ю.Олеша «Зависть», стр. 78. А также: Страшная железная вещь медленно двигалась по траве по направлению к нему. Из того, что можно было назвать головой вещи, тихонько выдвигалась сверкающая игла Ю.Олеша «Зависть», стр. 92.

Но вспомним, первое “описание” Офелии мы слышим из уст уже нетрезвого Ивана, повествующего «Сказку о встрече двух братьев». А второе - является Кавалерову во сне во время болезни.

Иван хотел опозорить идола нового века - машину. Опозорить, наделив ее пошлейшими человеческими чувствами! Но он ошибся. В новом веке есть место чувствам.

Одно из достояний авангарда - «урбанизм (франц. urbanisme, от лат. urbanus - городской, urbs - город), направление в градостроительстве 20 в., представители которого утверждали идею о главенствующей и безусловно позитивной роли городов в современной цивилизации» Большая Советская Энциклопедия. В искусстве под этим термином следует понимать изображение жизни крупных городов в произведениях. Эта тематика получила свое развитие в XX веке и до сих пор не утратила актуальности. Изображение города не как причина возникновения того или иного состояния героя (как у Достоевского), а как самоцель.

Изображение жизни города как развивающейся формы общества.

В творчестве Олеши мы видим отражение города в зеркале, город как пространство…

Красоты Олеши предстают перед нами в изображении города:

Переулок суставчат. Я тягостным ревматизмом двигаюсь из сустава в сустав.(26)

Юноша, озирающий город. Никому не известный юноша уже пришел, уже близок, уже видит город, который спит, ничего не подозревает. Утренний туман только рассеивается. Город клубится в долине зеленым мерцающим облаком. Том Вирлирли, улыбаясь и прижимая руку к сердцу, смотрит на город, ища знакомых по детским картинкам очертаний.(42)

Огромное облако с очертаниями Южной Америки стояло над городом. Оно блистало, но тень от него была грозной.(46)

Дождь ходит по Цветному бульвару, шастает по цирку, сворачивает на бульвары направо и, достигнув вершины Петровского, внезапно слепнет и теряет уверенность.(47)

Делись добром ;)