4.1 Традиции современников в творчестве А. Ахматовой

Не был оставлен без внимания опыт ахматовских современников. «У Блока, в "Стихах о Прекрасной Даме" (1904), счет произведений, непосредственно восходящих к заглавию, идёт на десятки и мы видим намерение автора установить своего рода сетку координат: отношения "я" - "она" перенесены в ирреальный универсум и их развитию придается значение мистического действа, манящего своей таинственностью»⁷. Ахматова тоже не раз и не два перемещает эпизоды любовной повести в "мир иной", но мистицизма сторонится и продвигаться по блоковскому пути себе не разрешает.

В фактуре первых стихов Ахматовой можно обнаружить точки соприкосновения с И.Г.Кузминым, однако решительно преобладает отталкивание, а не притяжение. Свидетельствует сама Ахматова: "Мое стихотворение "И мальчик, что играет на волынке" написано явно под его (И.Г Кузмина) влиянием. Но это случайность, в основе все разное. У нас (акмеистов)... все было всерьез, а в руках Кузмина все превращалось в игрушки"¹⁰.

Тип чувства, запечатленного Ахматовой, остановил на себе внимание уже первых её вдумчивых читателей. Заслуженную известность получила статья Н. Недоброва («Анна Ахматова» 1915 год), опубликованная вскоре после выхода двух дебютных ахматовских сборников. По мнению критика, их центральный мотив - "несчастная любовь", но не самозамкнутая, не ограниченная собственным смыслом, а стимулирующая "проникновение в человека" в существо незаурядного женского характера⁷.

У Ахматовой есть выражение: "покой нелюбви". Слово найдено: "нелюбовь". Каковы бы ни были взаимоотношения мужчины и женщины, воспроизводимые классикой, их основа - чувство с положительным знаком, даже если это уходящее или минувшее чувство. «И "несчастная любовь" (тоже не обойденная тогдашними поэтами, вспомним хотя бы "денисьевский" цикл Тютчева) не исключение, а аспект направленного изображения; "несчастье" тут стоит в одном ряду с "безумным счастьем", с "восторгом", с "радостью", что "не знает предела" (А.А.Фет), - в одном ряду, но на другом полюсе»⁵. Ахматова же фокусирует свой взгляд на любви-нелюбви, на переплетении и столкновении эмоциональных противоположностей, даже крайностей, на отсутствии подлинной, глубинной близости - при наличии интимности. «Поэзия осваивает особый, ранее не изображавшийся вариант схождения-расхождения, особую разновидность поведенческой ситуации. Осваивает феномен жизнестроения 20 века?»⁴ Возможно, и так.

Любовному чувству сопутствует динамика разнородных состояний: ожидания, томления, изнеможения, окаменения, забвения. И, возвышаясь до неутолимой страсти, оно впитывает в себя другие сильные движения души (их также прежде, в пушкинские времена, именовали страстями) - обиду, ревность, отречение, измену. Содержательное богатство любви-нелюбви делает её достойной длительного, многосоставного повествования.

Тема сквозная, но стихи отнюдь не всегда именно "на тему", нередко они более или менее удалены от тематического центра. Есть, в частности, группа стихотворений, смежных с легендой, притчей и к любовной сюжетике непричастных ("Плотно сомкнуты губы сухие", "Бесшумно ходили по дому", "Я пришла тебя сменить, сестра"). Но в контексте сборников они заряжаются той смутой и болью, какие характерны для героини как любящей женщины. О своем предмете поэт ведет и прямой, и косвенный разговор. «Явственна множественность обличий лирического "я": женщина - то из светской среды ("под темной вуалью"), то из низов ("муж хлестал меня... ремнем"), то из богемного кружка ("Да, я любила их, те сборища ночные"); разница в социальном статусе осложняется переменой статуса семейного: порой она одинока, порой замужем, к тому же не только жена, но и любящая мать; иногда мы застаем ее на пороге молодости, а иной раз за этим порогом (кое-где это косвенно обозначено: "десять лет замираний и криков", "ждала его напрасно много лет")». Мужчина также не один и тот же: то ли его влечение к "ней" - единственное ("со мной всегда мой верный, нежный друг"), то ли у него "другая жена" и суждено ему "со своей подругой тихой/Сыновей растить".