Художник и революция.
В 1905 году в разгар драматических событий первой русской революции в ряд с К. А. Тимирязевым и В. И. Вернадским, В. А. Серовым, В. Г. Короленко и Максимом Горьким, открыто выступившим против самодержавия, встал и Николай Андреевич Римский-Корсаков. Людям, мало знавшим или вовсе не знавшим его, казалось удивительным, что далёкий от политики, с головою ушедший в творчество и преподавание композитор неожиданно проявил яркий гражданский темперамент.
Николай Андреевич не был революционером, об этом и спора нет. Но революцию делают не одни революционеры. Пока они одни, они её готовят и к ней готовятся. Революция начинается, когда в движение приходят массы.
Как и многие, Николай Андреевич был потрясён «кровавым воскресеньем». Настолько потрясён, что просил не говорить с ним о происшедшем. Зная сдержанность и самодисциплину Корсакова, можно только подозревать, какая буря гнева и негодования кипела в нём. Это переживание вылилось в действие только в начале февраля, когда Римский-Корсаков открыто присоединил свою подпись к опубликованному 3 февраля постановлению московских композиторов и музыкантов. Особенно выделились энергией и силой выражения слова: «…когда по рукам и ногам связана жизнь - не может быть свободно и искусство… Когда в стране нет ни свободы мысли и совести, ни свободы мысли и печати, когда всем творческим начинаниям ставятся преграды, - чахнет художественное творчество. Горькой насмешкой тогда звучит звание свободного художника, официальное звание, присваивавшееся лицам, успешно кончившим консерваторию. Мы - не свободные художники, а такие же бесправные жертвы современных ненормальных общественно-правовых условий, как и остальные русские граждане, и выход из этих условий, по нашему убеждению, только один: Россия должна, наконец, вступить на путь коренных реформ».
Десятого февраля 1905 года сходка учащихся Петербургской консерватории «постановила: присоединиться к постановленной московскими художниками и музыкантами резолюции, подкрепив свой протест забастовкой». Революция вошла в стены консерватории. «Обидно было ба, если бы совершенно сгладились и теперь уже полузабытые воспоминания об этой поре, со всеми её тяжёлыми и необыкновенно прекрасными проявлениями, - писал в 1944 году М. Ф. Гнесин в статье «Римский-Корсаков в общении с учениками». - На фоне этих событий вылита фигура Римского-Корсакова; живое чувство реальности, зоркий ум и искреннее сочувствие освободительному движению вывели великого композитора из лагеря чиновной профессуры, сплотили около него передовую молодёжь и, можно сказать, против всякого его желания сделали его центром консерваторских событий… В действительности приостановка в занятиях была ба очень тяжеля Римскому-Корсакову, и он об этом говорил. «Но если это есть проявление того движения, которому я крайне сочувствую», - сказал он в одной из бесед с представителями студенческой сходки и вместо окончания фразы перешёл прямо к действиям; он присоединил свою подпись к письменному постановлению сходки, заключавшему требование временного закрытия консерватории в знак протеста против действий правительства 9 января 1905 года. Поддержка освободительного движения со стороны такого авторитетного лица, как Римский-Корсаков, конечно, окрыляла молодёжь. С точки зрения власти его роль становилась действительно опасной!»
В это время концерты Музыкального общества в Петербурге, где запрещено играть сочинения опального композитора, оказываются под бойкотом и перестают собирать слушателей, а в Москве каждое исполнение его произведений вызывает нескончаемые овации. Но высшей точкой торжества опального художника становится исполнение его ещё не шедшей в Петербурге оперы «Кащей бессмертный» силами бастующих учащихся под управлением Глазунова. Помещение безвозмездно предоставила в своём театре великая артистка Вера Фёдоровна Комиссаржевская, дочь известного в своё время оперного певца. Настало 27 марта. Спектакль состоялся в воскресенье, днём. Театр был переполнен. Потух свет. В глубоком низком регистре фаготов и контрабасов прозвучала томительно извивающаяся тема Кащея. Началось постоянное изумляющее слушателя чудо живой музыки. И нежное причитанье Царевны Ненаглядной Красы, этого полевого цветка, вянущего в Кащеевом царстве, и причудливые созвучия волшебного зеркальца, внезапно показавшего царевне её жениха Ивана Королевича в опасной близости к злой красавице, и ледяной пляс метели - одно из самых поразительных созданий композиторской фантазии Римского-Корсакова, и стремительный, вихреобразный полёт выпущенного Кащеем из подвала Бури-Богатыря, вместе с которым слушатели на крыльях музыки уносятся в тридесятое царство, в заколдованные сады Кащеевны, - всё сливалось в безостановочный поток звуковых образов.
Грозное очарование оттачивающей свой меч Кащеевны, её истомно - вкрадчивая и одновременно воинственная тема, убаюкивающий лепет волн прибоя, душное благоухание белены и мака, струящееся в музыке, мгновенно обольщающее нехитрый разум и верное сердце Ивана Королевича, наконец, минутное роковое колебание Кащеевны, впервые пожалевшей того, кого убивает, и спасительное вторжение в застойно – пряную атмосферу тридесятого царства отрезвляющей струи свежего воздуха, принесённого полётом Бури-Богатыря, - словом, то, что составило вторую картину оперы, ещё полнее, хотя бы в силу большей привычности и энергичного контраста к первой, зачаровывало слушателей. И третья картина. Злую колыбельную - проклятие поёт царевна дремлющему «бессмертному лежебоке» Кащею. Вот и пришёл конец его бессмертию. Бурный ветер принёс Ивана Королевича к заждавшейся невесте. Следом - Кащеевна. Её поражает светлая любовь воссоединившихся, ещё более поражает внезапная жалость к ней царевны, целующей свою несчастливую соперницу. Пала на землю заговорённая слеза, хранящая Кащееву смерть, и пришёл конец его злому царству. Зазеленела, расцветилась цветами узнавшая, наконец, весну природа. «На волю! На волю! Вам буря ворота раскрыла», - радостно провозглашает Буря-Богатырь. Гремит за кулисами хор недавних пленников Кащея. Скрылась Кащеевна, на её месте поднялась раскидистая плакучая ива. «О красное солнце, свобода, весна и любовь!» - поют царевна и её жених. Конец.
Гром аплодисментов. Море аплодисментов. Океан аплодисментов. Поднимается занавес. На сцену выходит окружённый артистами, устроителями, студентами Римский-Корсаков. Зал неистовствует. На сцену поднимаются депутации со знаменами - от союза металлистов, от текстильщиков, от союза мастеров и техников, от конторских служащих. Дождь цветов. Венки «Борцу», «Великому художнику и гражданину», «От учеников», телеграммы от Лядова, Репина и ещё, ещё… Взволнованная речь В. В, Стасова, пламенная речь А. Н. Дроздова от учащихся, адреса делегаций… Но тут чествование прерывается: рукопашная схватка студентов с городовыми, невидимо происходящая за кулисами, окончилась победой городовых. Опущенный полицией железный занавес, падая, чуть не придавил Николая Андреевича, успевшего, однако, спрыгнуть в оркестр.
«Римский-Корсаков, - писал Ястребцев, - удостоился таких оваций, каких, по всей вероятности, не удостаивался никто, нигде и никогда».
В декабре состоялось возвращение многих композиторов в консерваторию.
«Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
Написанный в 1903 – 1905 годах «Китеж» теснейшим образом связан с ранее созданными операми Римского-Корсакова. С одними сближают его глубина и необычная для оперы значительность темы. Ведь речь в ней идёт об одном из самых трагических моментов в истории русского народа - татарском нашествии тринадцатого века и об одном из самых фундаментальных вопросов жизни - истинности или мнимости добра. С другими операми «Китеж» связывает эпическая широта и монументальность. С третьими - прямое музыкальное родство. Так, в потрясающей сцене татарского набега на мирный, врасплох захваченный город узнаются отзвуки полного отчаяния хора псковичей, ожидающих въезда царя Ивана. Так в мелодии полубезумного, истерзанного нечистой совестью Гришки Кутерьмы доведена до предельной тревоги, до крайней остроты когда–то плавная, раздольная тема ариозо Садко, оставшегося один-одинёшенек на океанском просторе. Так тема китежского звона, проходящего через многие вершинные эпизоды оперы, свободно меняют свою окраску от мрачной «набатной» до светлой и величавой, обнаруживает органическую близость к изящной, почти игрушечной теме города Леденца в «Сказке о царе Салтане». И вместе с тем «Сказание о невидимом граде» занимает совершенно исключительное, единственное в своём роде место не только среди опер своего автора, но и среди сценических созданий Глинки, Мусоргского, Бородина, Танеева, да и всей оперной музыки вообще.
Опера была поставлена в Мариинском театре 7 февраля 1907 года. Дирижировал Ф. М. Блуменфельд, декорации писались по эскизам К. А. Коровина и А. М. Васнецова, ключа к музыке «Китежа» не нашедших. С громадной силой проникновения в образ Кутерьмы воплотил его И. В. Ершов.
Пятнадцатого февраля 1908 года «Сказание» показал Большой театр. Несмотря на превосходное музыкальное руководство В. И. Сука и уже давно укоренившуюся у москвичей любовь к музыке Римского-Корсакова, успеха не было и здесь. Опера казалась длинной, скучной, лишённой действия. Неудовлетворительна была и постановка. В сущности никто не знал как ставить «неоперную оперу», с длительными разговорами и длительным пребыванием музыки в одном и том же, как думалось многим, устойчивом настроении.
Сам Римский-Корсаков видел в своей опере сочинение, завершающее его творческий путь, своего рода итог его музыкальной жизни. Одно время он даже думал не давать «Сказания» театрам и оставить его произведением, имеющим быть исполненным после смерти автора.
«Золотой петушок» - последняя опера Римского-Корсакова.
«Сказание» не стало завершающим произведением композитора. Правда, ещё летом 1906 года он писал С. Н. Кругликову: «Что же касается сочинения… то тут, кажется, пора поставить точку… Лучше вовремя остановится, чем переживать падение… Мне кажется, я, да и все мы, суть деятели конца девятнадцатого века и периода от освобождения крестьян до падения самодержавия. Теперь же, с переломом политической жизни на Руси или наступит новый период расцвета, или, что вероятнее, период упадка искусства… Как известно, в периоды упадка действуют и великие таланты, как будто по инерции набравшиеся сил в период расцвета, но это уже не наш брат - деятель 60-х, 70-х, 80-х и 90-х годов, это даже не Глазунов, а некие другие молодые».
Но жизнь несёт всё новые и новые впечатления. В России после достигнутой вершины начинает заметно понижаться уровень общественной активности; как всегда, в полосы спада выдвигаются вперёд обыватели, равнодушные ко всему мещане, певцы своей узды, по слову поэта. В сердце Корсакова теснятся гнев о горечь, требующие выхода в его прямое художественное дело - музыку.
В октябре 1906 года умер Стасов. С ним обрушился целый пласт русской культуры, целый пласт жизни Николая Андреевича. На венке, возложенном Римским-Корсаковым, значилось: «Лучшему другу», и это была правда истинная, сиявшая выше всех размолвок и несхождений… А через несколько дней в записной книжке композитора появилась новая нотная строка: резкий, механический и при этом не трогательно поэтичный, как в «Снегурочке», а вызывающий и колдовской петушиный крик: «Кири – ку – ку! Царствуй, лёжа на боку!»
Несомненно одно: в «Золотом петушке» Римский-Корсаков сказал своё последнее и самое веское слово о русском самодержавии, о холопском недуге и о вспоенных им людишках, годных лишь на то, чтобы с них вылепили смешные и страшные маски для ярмарочного балагана.
Работу над партитурой «Золотого петушка» Корсаков закончил в августе 1907 года. Весной этого года он прервал это сочинение для поездки с Надеждой Николаевной в Париж. С. П. Дягилев начинал там грандиозное предприятие: широкое ознакомление французской публики с русской музыкой, русскими исполнителями, в дальнейшем и с русскими декораторами… К этому времени Николай Андреевич уже отказался от дирижирования, но на этот он сделал исключение и самолично продирижировал сюитой из «Ночи перед Рождеством», «Ночью на горе Триглав» и Вступлением к «Снегурочке»; некоторые другие его произведения с обычным блеском провёл Артур Никиш. Успех был велик, и как выяснилось позже, прочен; уже в следующем году на парижской сцене появилась «Снегурочка» и «Борис Годунов». Ужасно было, что ни Мусоргский, ни Стасов до этого не дожили.
Парижские впечатления были, пожалуй, самым светлым, что принёс Римскому-Корсакову последний год его жизни. Вскоре, после завершения «Золотого петушка», в разгар уже утомительных для него забот с корректурами и с переводом либретто оперы на французский язык потянулась горькая цепь тревог, связанных со всё более осложнявшейся возможностью, или вернее, с постепенно выяснявшейся невозможностью постановки его на русской сцене. Читать письма Николая Андреевича этих месяцев больно: кажется, что присутствуешь при жестоком надругательстве над великим художником, уже тяжело больным, уже стоящим на пороге гибели. Проблески надежды сменяются новыми ударами. Опера не пойдёт в Большом театре. Новое решение: не пойдёт и в Мариинском. Последний удар: запрещена вообще к остановке. Это чудовищно. Этого не было даже в 1905 году, когда его уволили из консерватории.
После грозного приступа стенокардии в апреле, он переезжает в Любенск под Лугой, впервые не в наёмный дом, а к себе. Любенск куплен ещё в прошлом году. Здесь настигает его последняя весть о запрещении оперы и последний сердечный приступ. В ночь на 8 июня 1908 года, во время сильной грозы навсегда остановилось сердце Николая Андреевича.
Наследники и душеприказчики.
Первый после смерти Римского-Корсакова 1909 год принёс два важных события: весной Надежда Николаевна выпустила его необыкновенно интересные воспоминания - «Летопись моей музыкальной жизни», осенью в Москве пошёл «Золотой петушок».
В послереволюционные годы, не слишком отклоняясь от уже устоявшихся традиций, многие оперы Римского-Корсакова с успехом ставятся вновь или идут в прежних восстановлённых постановках на сценах московских и, тогда ещё, ленинградских театров. Ещё в 1916 году в Москве вновь поставили «Китеж» в Большом театре с И. В. Ершовым в партии Кутерьмы. Артист обогатил образ новыми оттенками, показав не только забубенного, озлобленного насмешника или обезумевшего от мук совести преступника, ужаснувшегося своего чёрного дела и тем более способного вызвать у Февронии сострадание. В 1926 году «Китеж» был вновь показан в Большом театре.
С 1908 года и особенно 1944 года, когда в трудных условиях Великой Отечественной войны страна отметила 100-летие со дня рождения Римского-Корсакова, большие успехи сделаны в познании его творчества. В том же 1944 году его имя было присвоено Ленинградской консерватории и предпринято фундаментальное издание Полного собрания сочинений композитора.
Великой силой своего огромного таланта умел Римский-Корсаков выразить в своих творениях всё прекрасное, что окружает человека в жизни: красоту и любовь, веру в торжество света и правды, мечту о лучшем будущем, народную мудрость и силу народного искусства, великолепие родной природы. Но гневным и обличительным становилось перо художника, когда он хотел заклеймить отрицательные стороны жизни - деспотизм, жестокость и несправедливость, глупость и ханжество. Человеком гуманным и кристально чистым, художником, безраздельно посвятившим музыке всю свою жизнь, вошёл Николай Андреевич Римский-Корсаков в историю русского искисства и навеки прославил его.
Музыкальные произведения Н. А. Римского-Корсакова.
Оперы
«Псковитянка», «Майская ночь», «Снегурочка», «Млада», «Ночь перед Рождеством», «Садко», «Моцарт и Сальери», «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане», «Сервилия», «Кащей бессмертный», «Пан воевода», «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», «Золотой петушок».
Симфонические сочинения
Симфония №1, «Увертюра на русские темы», «Фантазия на сербские темы», «Антар» - сюита, симфония №3, «Сказка», симфониетта на русские темы, «Испанское каприччио», «Светлый праздник», «Шехерезада» - сюита, «Картинки к «Сказке о царе Салтане»» - сюита, прелюдия «Над могилой», «Дубинушка», «Здравница А. К. Глазунову», «Неаполитанская песенка».
Вокально-симфонические сочинения
«Стих об Алексее божьем человеке», хор «Слава», «Из Гомера», «Свитезянка», «Стрекозы», «Песнь о вещем Олеге».
Вокальные ансамбли
«Горный ключ» и два дуэта: №1. «Пан», №2. «Песнь песней».
Романсы
«Щекою к щеке ты моей приложись», «Ель и пальма», «Из слёз моих», «Колыбельная песня», «На холмах Грузии», «Пленившись розой, соловей», «Еврейская песня», «Ночь», «Тайна» и многие другие романсы.
Сочинены Римским-Корсаковым были и сочинения для инструменотов соло с оркестром, камерные инструментальные ансамбли, хоры a cappella, обработки народных песен в двух сборниках, а также фортепианные пьесы.
Список использованной литературы.
И.Ф. Кунин, «Николай Андреевич Римский-Корсаков», Москва 1988год.
«Летопись моей музыкальной жизни», том 1, Москва 1955 год.
В.В. Стасов, «Статьи о Римском-Корсакове», Москва 1953 год.
А.А. Соловцов, «Жизнь и творчество Н.А. Римского-Корсакова», Москва 1960 год.