4. Страшный сон Родиона Раскольникова

Роль сна в произведениях Достоевского отлична от пушкинской. Мы можем ясно увидеть это, рассмотрев его роман "Преступление и наказание".

Описание сна, привидевшегося Родиону Романовичу Раскольникову в вечер накануне убийства старухи-процентщицы, является одним из ключевых моментов сюжета "Преступления и наказания".

На первый взгляд, этот уход в бессознательное на время вырывает героя из рамок окружающей действительности, в которой начинает развиваться придуманный им страшный план, и дает бедному студенту небольшую передышку от той болезненной лихорадки, в которую он загнал себя своей сумасбродной идеей. Поначалу кажется, что очутившись в непривычной обстановке Островов, в окружении зелени, свежести цветов, вместо обычной городской пыли, известки и "теснящихся домов" Родион и вправду чудесным образом избавляется "от этих чар", от колдовства, от наваждения и погружается в мир своего детства. Когда герой с душевной теплотой вспоминает бедную маленькую городскую церковь, с зеленым куполом и "старинные в ней образа", и "станинного священника с дрожащей головой", и свое собственное невероятно трогательное благоговение перед "маленькой могилкой меньшего братика, умершего шести месяцев, которого он совсем не знал и не мог помнить", нам кажется, что из-под наносного, рожденного жизненными обстоятельствами, в нынешнем Раскольникове, нищем студенте и обитателе трущоб, воскреснет душа ребенка, неспособного не только убить человека, но спокойно смотреть на убийство лошади. Таким образом, весь смысл эпизода заключается в раскрытии истинного душевного состояния героя, который, пробудившись, даже обращается с молитвой к Богу: "Господи, покажи мне мой путь, и я отрешусь от этой проклятой моей мечты". Однако, буквально через сутки, Раскольников все-таки приведет в исполнение свой страшный замысел, а Достоевский почему-то не дает читателю забыть об этом первом сне своего персонажа практически до самого конца романа: как круги, расходящиеся по воде от брошенного камня или отголоски произнесенной вслух фразы по всему тексту "Преступления и наказания" разбросаны мельчайшие образы, вновь и вновь возвращающие его к содержанию сна. То, спрятав под камень украденные у старухи драгоценности, Раскольников возвращается домой, дрожа, как загнанная лошадь, и ему мерещится, что помощник квартирного надзирателя Илья Петрович бьет на лестнице его квартирную хозяйку, то с криком: "Уездили клячу!" - умирает Катерина Ивановна Мармеладова. Все эти мимолетные указания звучат, как назойливая нота, однако не раскрывают глубокой символики загадочного сна.

Вернемся к обстоятельствам, в которых это сновидение возникает в воспаленном мозгу Раскольникова. Пытаясь избавиться от навязчивой идеи, герой пытается уйти подальше от дома: "Домой идти ему стало вдруг ужасно противно. (..,) и, он пошел, куда глаза глядят". Блуждая, таким образом, Родион Романович попадает в отдаленную часть Петербурга. Зелень и свежесть, - пишет Достоевский, - понравилась сначала его уставшим глазам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие.

Увы, смертельная обида слишком глубоко засела в сознании героя и выбить ее простой переменой обстановки не может.

Очевидно, что ужасная теория о разделении людей на "дрожащих тварей" и "имеющих право" скрывается не в Петербургских трущобах, а в сознании самого героя, и поэтому ожидаемого просветления во время прогулки по зеленым Островам, на самом деле не происходит. Все действия героя отличаются бессмысленным автоматизмом: "раз он остановился и пересчитал свои деньги, но вскоре забыл, для чего деньги вытащил из кармана", а впечатления об увиденном словно не доходят до его сознания, не оставляют в нем четкого цельного образа: "особенно занимали его цветы, он на них долго смотрел".

Настоящего просветления не происходит и после пробуждения героя - автор отмечает, что у Раскольникова было "смутно и темно на душе". Небольшое же облегчение и весьма кратковременное, наступившее в его душе, связано с принятием окончательного решения относительно его теории. Но что это было за решение?

"Пусть даже не никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц ясно, как день, справедливо, как арифметика. Господи! Ведь я все равно не решусь! Я ведь не вытерплю!" Итак, очевидно, что речь здесь идет не о раскаянии, но лишь о том, сможет ли смелый теоретик собственноручно привести в исполнение свой замысел. Сон играет с Раскольниковым злую шутку, словно предоставив ему, возможность совершить пробу пробы, после герой, в состоянии все того же автоматизма, и в самом деле отправляется к старухе-процентщице - для второй попытки.

Не случайно автор называет видение своего героя "страшным", "болезненным", "чудовищной картиной". При всей кажущейся обыденности этот первый в романе сон на самом деле даже более фантастичен, нежели другой, посетивший Раскольникова в финале третьей части, в которой черт снова приводит его в квартиру Алены Ивановны и из которого словно бы входит в повествование Свидригайлов.

Описание этого сна предваряется довольно неожиданным авторским рассуждением о том, что в "болезненном состоянии сны часто отличаются чрезвычайным сходством с действительностью. Картина, представившаяся герою сначала, тщательно "маскируется" под обыденную, реальную. Обманность и фантасмогоричность сновидения выражается здесь лишь в том, что оно правдивее реальности: "даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне".

Настроив читателя и героя на волну лирических воспоминаний, сон подбрасывает все новые и новые подробности - о черной пыли на дороге в кабак, о сахарной кутье на белом блюде, о старинных образах без окладов… . И лишь непосредственно после этого, как бы в продолжение той же мысли, начинается изложение самого сна: "И вот снится ему сон…".

Это вторая часть видения Раскольникова обладает собственной фантастикой: здесь маленькому мальчику неожиданно начинают казаться необычными самые обыденные вещи. На самом деле, что, например, такого в том, что в городском кабаке происходит гуляние - ведь описанные события происходят в "праздничный день", под вечер, а "толпа всякого сброду" занимается тем же, чем и всегда - горланит песни, пугая маленького Родю. Почему стоящая возле "кабацкого крыльца" телега названа "странной", если добавлено, что это одна из тех больших телег, в которую впрягают ломовых лошадей, за какими так любил наблюдать маленький мальчик.

Действительно, странным является, пожалуй, лишь то, что запряжена в нее маленькая такая, саврасая, крестьянская клячонка, какая обычно не мажет сдвинуть с места даже предназначенный для нее воз дров или сена и тогда ее бьют мужики кнутами, иной раз по морде и по глазам, на что всегда так жалобно смотреть сердобольному ребенку.

В последней части ведения Раскольникова, несомненно, нашли отражение черты придуманного им страшного плана. Ведь речь идет о возможности распоряжаться чужой жизнью - пусть пока жизнью лошади - и о критериях целесообразности, пользы, ожидаемой от существования окружающих. "А кобыленка эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест". Насколько близким оказывается положение приснившейся студенту бедной лошади, и вполне реальной старухи-процентщицы, которая, по отзывам окружающих, есть ничто иное, как "глупая, бессмысленная, ничтожная, злая старушонка, никому не нужная, а напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собою умрет", чья жизнь стоит несравнимо меньше лошадиной, равняясь по ценности "жизни вши, таракана".

Сон Раскольникова, как своеобразная проба, передает мелкие детали будущего убийства: лошадку забивают ("топором ее, чего!" - кричит кто-то), по ее морде струится кровь. Миколку, на котором, как и после на Раскольникове, "нет креста", подзуживает целая толпа, так же как офицер и студент своим разговором в трактире подтверждают оценку, мысленно данную Родионом Романовичем старухе-процентщице, и убеждают его в справедливости собственных замыслов.

Таким образом, страшный сон Родиона Раскольникова, обладая многозначностью и символичностью, присущей сновидениям, является одновременно экскурсом в прошлое героя, отражением борьбы, которая в тот момент происходила в душе героя, и в то же время - предопределением, своеобразным планом, согласно которому ему предлагается действовать. И только нарушив условия этого навязчивого пророчества, герой сможет освободиться от чар и пут своей бесовской теории, чтобы затем, с течением времени, прийти к истинному понятию и воскресению.

Таким образом, теснейшая связь эпизодов текста, где все подхвачено чем-то, все в чем-то отразилось, позволяет применять к "Преступлению и наказанию" многоуровневое истолкование.

1. Первый уровень - исторический. Эпизод с избиением лошади во сне Раскольникова традиционно считается аллюзией на стихотворение Н. Некрасова "О погоде" (1859 г.).

Под жестокой рукой человека

Чуть жива, безобразно тоща,

Надрывается лошадь-калека,

Непосильную ношу таща.

Вот она зашаталась и стала

"Ну!" - погонщик полено схватил

(Показалось кнута ему мало) -

И уж бил ее, бил ее, бил!

Ноги, как-то расставив широко,

Вся, дымясь, оседая назад,

Лошадь только вздыхает глубоко

И глядела …(так люди глядят)

Покоряясь неправым нападкам,

Он опять: по спине, по бокам,

И вперед забежав, по лопаткам

И по плачущим, кротким глазам!

Все напрасно! Клячонка стояла.

Достоевский запомнил эти стихи на всю жизнь, он поразился фактом, изображенным в стихотворении Некрасова до такой степени, что счел необходимым продублировать сказанное Некрасовым в своем романе.

Достоевский, конечно, видел подобные сцены наяву, если счет нужным так явно, "сослаться" на произведение искусства, то, по-видимому, не потому, что поразился отраженным в нем фактам, а потому, что само произведение он увидел как некоторый новый факт бытия, действительно его поразивший. Некрасовское восприятие лошади, пытающейся стронуть непосильный воз, как бы олицетворяет страдание и несчастье этого мира, его несправедливость и безжалостность, мало того - само существование этой лошади, слабосильной и забитой - все это факты сна Раскольникова о состоянии мира. А вот что существует на самом деле: "… один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью". Эта телега, на первых станицах романа "Преступление и наказание", словно выехала из сна Раскольникова.

Таким образом, адекватно воспринимается только телега, ее размеры, но не груз, и не сила лошади, в эту телегу впряженной.

Аналогом лошади из сна Раскольникова является в романе Катерина Ивановна, падающая под грузом своих нереальных бед и забот, которые очень велики, н сносимы (тем более, что Бог не отнимает своей руки, и когда приходит край - всегда находится помощник: Соня, Раскольников, Свидригайлов), а под грузом бед и забот ею себе романтически примысленных, а именно только от этих бед, оскорблений и скорбей, существующих только в воспаленном мозгу ее, она, в конце концов, и гибнет как "загнанная лошадь". Катерина Ивановна восклицает про себя: "Уездили клячу!". И, действительно, она мечется, отбивается от ужаса жизни из последних сил, как кляча из сна Раскольникова, но удары эти, попав на живых людей вокруг нее, часто бывают столь же сокрушительны, как удары копыт лошадей, раздробивших грудь Мармеладова.

2. Второй уровень - моральный. Он раскрывается при сопоставлении имен Миколки из сна и Николая (Миколая) - красильщика. На убийцу - Миколку Раскольников кидается с криками. Красильщик Николка возьмет на себя грех и вину убийцы Раскольникова, защитив его своим неожиданным "показанием" в самую страшную для него минуту от истязаний Порфирия Петровича и от вынужденного признания. На этом уровне раскрывается заветная мысль Достоевского о том, что все за всех виноваты, что есть только одно истинное отношение к греху ближнего - это взять его грех на себя, взять его преступление и вину на себя - хотя бы на время понести его бремя, чтобы он не пал в отчаяние от непосильной ноши, но увидел руку помощи и дорогу воскресения.

3. Третий уровень - аллегорический. Здесь разворачивается и дополняется мысль второго уровня: не только все за всех виноваты, но и все перед всеми виноваты. Истязатель и жертва в любой момент могут поменяться местами.

Во сне Раскольникова молодые, сытые, пьяные, развеселые люди убивают лошаденку - в действительности испитый и измученный Мармеладов гибнет под копытами молодых, сильных, кормленных, ухоженных лошадей. Причем, его гибель не менее страшна, чем гибель лошаденки: "Вся грудь его была исковеркана, измята, истерзана; несколько ребер с правой стороны изломано: "С левой стороны, на самом сердце, было зловещее, большое, желтовато-черное пятно, жестокий удар копытом. (…) раздавленного, защемило в колесо и тащило, вертя, шагов тридцать по мостовой".

4. Но наиболее важен для понимания смысла романа четвертый уровень - символический, именно на этом уровне связаны между собою в систему сны Раскольникова. Проснувшись после сна об убийстве лошадки, Раскольников говорит так, как будто все удары, обрушившиеся на несчастную лошадку, задели его.

Пожалуй, разрешение этого противоречия в следующих словах Раскольникова: "Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я же знал, что этого я не вынесу, так что же я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту … пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что я не вытерплю… Чего ж я теперь то? Чего ж я до сих пор сомневаюсь…".

"Я себя изучил". Он действительно и "лошаденка", и убийца - Миколка, требующий, чтобы запряженная в непосильную для него телегу лошадка "вскачь пошла".

Символ всадника на коне - известнейший христианский символ духа, управляющего плотью. Это его дух, своевольный и дерзкий, пытается принудить его натуру, его плоть, сделать то, что она не может, что ей претит, против чего она восстает.

Так он и скажет: "Ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…".

Именно об этом потом скажет Раскольникову Порфирий Петрович: "Он - то, положим, и солжет, то есть человек - то, частный - то случай - с, и солжет отлично, наихитрейшим манером: тут бы, кажется, и триумф, и наслаждайся плодами своего остроумия, а он хлоп! да в самом - то интересном, в самом скандальнейшем месте и упадет в обморок. Оно, положим, болезнь, духота тоже иной раз в комнатах бывает, да все-таки - с! Все-таки мысль подал! Солгал - то он бесподобно, а на натуру - то не сумел рассчитать".

Интересно, что эта мысль - о натуре, плоти, противящейся бесовству духа, у Достоевского - и от Пушкина.

В стихотворении "Какая ночь, мороз трескучий…" (1827г.), герой - всадник на коне, опричник, "кромешник удалой".

Спешит, летит он на свиданье.

В груди кипит желанье.

Он говорит: "Мой конь лихой,

Мой верный конь! Лети стрелой!

Скорей, скорей… Но конь ретивый

Вдруг размахнул плетеной гривой

ИМ стал. Во мгле между столпов

На перекладине дубовой

Качался труп. Ездок суровый

Под ним промчаться был готов,

Но борзый конь под плетью бьется,

Храпит, и фыркает, и бьется

Назад.

Здесь как бы в картинку развернуто внутреннее борение человека, и удивительно, что грешить, преступать Божий закон человека побуждает именно дух, а плоть ужасается грехов духа. Впрочем, старцы говорили, что грехи плоти более безопасны, потому что смиряют человека, показывают ему немощь его, а вот грехи духовные воистину ужасны и отвратительны - тем именно, что часто допускают гордиться собой, и, значит, вязнуть и вязнуть в этой трясине.