Глава 1. История возникновения и жанровое своеобразие святочного рассказа
Рождественский рассказ (святочный рассказ) - литературный жанр, относящийся к категории календарной литературы и характеризующийся определенной спецификой в сравнении с традиционным жанром рассказа.
Привычным рождественским подарком были для читателей XIX века святочные рассказы, публиковавшиеся на страницах журналов и газет, как-то: "Нива", "Петербургская жизнь", "Родина", "Огонек", "Звезда". Очень разные: добрые и трогательные, фантастические и иронические, печальные и даже скорбные, назидательные и сентиментальные, они всегда пытались умягчить людские сердца. При всём разнообразии праздничных рассказов сохранялось главное - особое, рождественское мировосприятие. Истории вмещали в себя мечты о доброй и радостной жизни, о щедрых и бескорыстных душах, о милосердном отношении друг к другу, о победе добра над злом.
В святочном рассказе Лескова "Жемчужное ожерелье" герой-рассказчик рассуждает об особенностях этого жанра: "От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера - от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец - чтобы он оканчивался непременно весело". Исследователи добавляют, что последнее не всегда обязательно: есть рассказы с грустными и трагическими или драматическими концовками. А в журнале "Православная беседа" в разделе "Зернышко" дается такое определение: "Это рассказ о каком-нибудь мальчике или девочке, жизнь которых трудна и безрадостна, а на Рождество к ним неожиданно приходит счастье" [1]. Исследователи отмечают, что термины "святочный рассказ" и "рождественский рассказ", по большей части, используются как синонимы: в текстах с подзаголовком "святочный рассказ" могли преобладать мотивы, связанные с праздником Рождества, а подзаголовок "рождественский рассказ" не предполагал отсутствие в тексте мотивов народных святок. Словосочетание святочный рассказ было введено в обиход Н. Полевым.
Предтечей литературного святочного рассказа явились устные истории или былички, рассказываемые обычно в деревнях в святочные вечера - двенадцать дней после Рождества Христова до сочельника на праздник Богоявления. Святки считались одним из самых больших и шумных праздников крестьянского быта, сочетавших в себе буйное веселье и страх человека перед силами тьмы. По народным представлениям, злые духи приобретали в это время особую власть и свободно расхаживали по земле, вплоть до Крещения. Святочные рассказы обычно повествовали о происшествиях с гадальщицами (встрече с суженым) или о встречах с нечистой силой.
Впервые, как указывает М. Кучерская, святочные рассказы появились на страницах журнала XVIII в. "И то и сио". Его издатель, М.Д. Чулков, помещал здесь самые разнообразные материалы по этнографии: песни, пословицы, поговорки. При этом старался связать их с народными и церковными календарными праздниками: к Пасхе печаталась бытовая зарисовка, описывающая пасхальное гуляние; к святкам - тексты подблюдных песен, дотошный рассказ о способах гадания и святочные былички. Святочные истории в журнале не были механическим повторением устных быличек: Чулков пересказывал их с немалой долей иронии, вставляя собственные замечания и пояснения. А оформляться жанр стал в рамках романтической прозы 20-30 гг. XIX в. с её интересом к национальной старине и таинственному. Появляются литературные обработки святочных быличек. "Светлана" В.А. Жуковского использует сюжет о гадающей на святках героине.
Редкий святочный рассказ обходился без элемента чудесного, но фантастическое начало было представлено не только привидениями, призраками и злыми духами, но и ангелами, Девой Марией, Иисусом Христом. Темные и светлые силы с удивительной непринужденностью помещались составителями рождественских альманахов под одну обложку. И такая двойственность - отражение жизненной реальности: жутковатая, игровая атмосфера святок достаточно благополучно уживалась с благочестивым церковным празднованием Рождества и Крещения.
Отталкиваясь от быта, литературный святочный рассказ унаследовал эту двойственность. Поэтому вместе со "страшными" святочными рассказами, прямо отсылающими читателей к фольклорному источнику, существовала и другая группа рассказов, внутренне теснее связанная с Рождеством Христовым, а не с периодом святок. Жанр рождественского рассказа, как отмечает Е.С. Безбородкина, в русской литературе возникнул значительно позже святочного - к сороковым годам XIX века. М. Кучерской было замечено, что первые рассказы этого типа появились в Европе: католический и протестантский Запад всегда острее ощущал потребность максимально приблизить к себе священные события и персонажи, поэтому и празднование Рождества быстро приобрело здесь не только религиозное, но и бытовое, домашнее значение.
Культ Дома, культ Очага, так уютно пылающего в гостиной и противостоящего уличному ненастью, - все это было хорошо известно русскому читателю по произведениям Ч. Диккенса, по праву признанного родоначальником "рождественского" жанра. "Идеал уюта - идеал чисто английский; это идеал английского Рождества, но больше всего - идеал Диккенса", - писал Честертон [7, с.13]. "Рождественские повести" ("Рождественская песнь в прозе", "Колокола", "Сверчок на печи") писателя были переведены в России почти сразу после своего появления - в 40-х годах. Исследователи утверждают, что возникновение русской рождественской прозы стимулировали и другие популярные произведения. Важную роль сыграли "Повелитель блох" и "Щелкунчик" Гофмана, а также некоторые сказки Андерсена, особенно "Елка" и "Маленькая продавщица спичек".
Традиция Диккенса в России была быстро воспринята и частично переосмыслена. Если у английского писателя непременным финалом была победа света над мраком, добра над злом, то в отечественной литературе не редки трагические финалы. Специфика диккенсовской традиции требовала счастливого, пусть даже и не закономерного и неправдоподобного финала, напоминающего о евангельском чуде и создающего рождественскую чудесную атмосферу. В противовес нередко создавались более реалистичные произведения, которые сочетали евангельские мотивы и основную жанровую специфику святочного рассказа с усиленной социальной составляющей [13].
Одним из главных мотивов в рождественском (святочном) рассказе является мотив, имеющий христианскую основу - это мотив "божественного дитя" - младенца, посланного на землю Богом для спасения человечества. Спасение можно трактовать не только в буквальном смысле слова, как идею Мессии, но и с точки зрения простых человеческих чувств и отношений. У Диккенса в "Сверчке за очагом" (1845) роль "божественного ребенка" исполняет сын Крошки и Джона Пирибингла - "Блаженный юный Пирибингл". Автор вслед за молодой мамой восхищается младенцем, его здоровым видом, спокойным характером и примерным поведением. Но главная отличительная черта этого образа и связанного с ним мотива заключается в следующем. Именно этот ребенок, ну и еще сверчок, воплощают собой идею счастливого домашнего очага. Без ребеночка юной Крошке раньше было скучно, одиноко, а подчас страшно. И хотя роль юного Пирибингла - это "роль без слов", но именно этот ребенок становится главным объединяющим центром семьи, основой ее веселья, счастья и любви.
Мотив "божественного дитя" явно прослеживается в рассказе Н.П. Вагнера "Христова детка" (1888). Подкидыш, найденный и спасенный, этот младенец в канун Рождества символизирует идею любви и милосердия. Но, если у Диккенса образ ребенка рисуется реалистично, обыденно, то в русском святочном рассказе в трактовке подобного образа четко просматривается христианская направленность. Здесь и ясли, в которые кладут младенца, так похожие на ясли, где лежал Иисус и сама история подкидыша - "Бог дал маленькую Христову детку" [12].
Рождественский рассказ содержит в себе моменты, роднящие его со святочной традицией. Это роль сверхъестественного, чуда, которое происходит на Рождество - второй мотив рождественских (святочных) рассказов. Следует отметить здесь и роль беседы, которая часто служит обрамлением основного сюжета, а также тенденцию к внезапным повествовательным ходам, которые придают произведению занимательность.
Во многих сюжетах особенно значительным оказывается элемент утверждения христианской добродетели, события трактуются в возвышенном тоне, потому что рождественские праздники становились, по выражению Достоевского, "днями семейного сбора", днями милосердия, примирения и всеобщей любви. Как когда-то свершилось чудо в Вифлееме, так оно должно свершаться в этот день. События происходят в великую ночь Спасения. Поэтому не утешенных не оставалось. Задача авторов рассказов состояла в том, чтобы поселить в домах читателей праздничную атмосферу, оторвав от житейских забот, напомнить о труждающихся и обремененных, о необходимости милости и любви. Поэтому и рассказы, приуроченные к празднику, стали выстраиваться по определенному закону. Очень часто они имеют счастливые концовки: встречаются после долгой разлуки любящие, чудесно спасаются от неминуемой гибели, выздоравливает смертельно больной человек (чаще всего - ребенок), примиряются враги, чудесно преображаются безнравственные люди, забываются обиды. Большинство рассказов начинаются с описания несчастий героев. Но сияние великого чуда праздника разлетается тысячами искр - чудо входит в частную жизнь людей. Не обязательно оно сверхъестественного порядка, гораздо чаще это чудо бытовое, которое воспринимается как удачное стечение обстоятельств, как счастливая случайность. В успешном стечении обстоятельств автору и героям видится Небесное заступничество. Логика сюжета рассказа подчинена преодолению неполноты, дисгармонии жизни. В сознании людей запечатлелось, что день, когда родился Спаситель человечества, должен сопровождаться из года в год совершением новых чудес, потому что Рождение Христа - главное чудо мира. В рождественских (святочных) рассказах среди персонажей должны присутствовать дети. Действительно, кто, как не ребенок, способен так остро радоваться подаркам, быть счастливым от одного вида блистающего елочного наряда, так доверчиво ожидать чуда? Недаром Рождественскую ночь именовали ночью младенцев, а Рождество - праздником детей. В развязке святочной истории красота, добро, человечность, вера в возможность осуществления мечты должны торжествовать хоть на мгновение. Святочный рассказ всегда содержит некий нравственный урок, притчу, пробуждает надежду и любовь в сердцах читателей. И если наш скептический разум посмеивается, то сердце всегда готово оттаять и откликнуться на духовную правду, заложенную в сюжете и характерах персонажей святочного (рождественского) рассказа.
Третий мотив рождественского (святочного) рассказа - это мотив "нравственного перерождения". По мнению Диккенса, дети как нельзя лучше способствуют нравственному возрождению, перевоспитанию других персонажей. Вспомним, какое потрясение переживает Скрудж, когда видит мальчика и девочку рядом с Духом Нынешних Святок ("Рождественская песнь в прозе"). "Тощие, мертвенно-бледные, в лохмотьях, они глядели исподлобья, как волчата… Имя мальчика - Невежество. Имя девочки - Нищета". Так, используя аллегорию в обрисовке детских образов, автор пытается воздействовать не только на Скруджа, но и на всех разумных людей. "Ради меня, во имя мое, помоги этому маленькому страдальцу!" - этот крик отчаяния звучит со страниц произведений Диккенса, он звучит в каждом образе ребенка, им созданном [12].
Почти одновременно с рассказами о "рождественском чуде" в русской литературе появляется "антагонистическая" разновидность рождественского рассказа. Эти тексты о тяжелой жизни, о горе, разлуке на Рождество. Примером антирождественских рассказов может служить очерк "Святочный рассказ. Из путевых заметок чиновника" М.Е. Салтыкова-Щедрина.
В середине XIX в. появляется множество так называемых "ёлочных текстов". Сюжетно их можно классифицировать так:
1) Цикл рассказов, центром которых оказывается сама ёлка - героиня праздничного торжества. Здесь исследователи указывают на влияние сказки Г.Х. Андерсена "Ёлка", сюжетным центром в которой является идея семьи, милосердия, всепрощения. Эти рассказы очень разнообразны по тематике. В них и безудержное детское веселье, и глубокое разочарование, и другие тяжелые переживания. На русской почве, к примеру, рассказ - фельетон Достоевского "Ёлка и свадьба" (1848 г).
2) Группа рассказов, восходящих к европейской традиции. В них явно влияние сюжета сказки Андерсена "Девочка с серными спичками" и стихотворения Ф. Рюккерта "Ёлка сироты". Это рассказы: М.Е. Салтыкова-Щедрина "Ёлка" (входит в "Губернские очерки), Ф.М. Достоевского "Мальчик у Христа на ёлке", К.М. Станюковича "Рождественская ночь", "Ёлка" [1].
В последней трети XIX в. стремительно увеличивается число святочных рассказов. Публикуемый в периодике, он начинает осознаваться как специфический литературный жанр - как разновидность рассказа со своими жанровыми характеристиками - мотивами, композицией, героями. Ровно через сто лет после первых опытов М.Д. Чулкова настало время, когда можно было сказать о святочном рассказе, что его становление закончилось. В 1873 году рассказом "Запечатленный ангел" начинает свое "святочное" творчество Н.С. Лесков. Он становится мастером и теоретиком святочного рассказа.
Но как ни высока изначально была задача святочного рассказа, очень скоро жанр стал излюбленной мишенью для пародистов. Кучерская отмечает, что со страниц рождественских номеров юмористических газет и журналов конца XIX - начала XX столетия звучали убийственные издевки над грубостью приемов, которыми авторы пытаются выбить у читателя слезы, над ограниченностью сюжетов и тем, над художественной второсортностью многих святочных рассказов. И в самом деле, написание рассказов к празднику быстро превратилось в производство. За перо стали браться непрофессионалы. Без стеснения заимствовались названия, сюжеты, система образов. Жанр угасал.
В 1917 году по понятным причинам святочный рассказ в своем каноническом виде исчез со страниц периодической российской печати (иной была ситуация русской эмигрантской периодике, сохранившей жанр). Однако он не был уничтожен бесследно, а очутился в хорошо знакомой ему среде - в быту. Фольклорные былички и бывальщины о гаданиях, о суженом по сей день передаются из уст уста, их можно услышать от многих деревенских жителей. Кроме того, происходило постепенное перетекание святочного рассказа в другие жанры, прежде всего в кинематографические - что понятно, ведь кинематограф тоже ориентируется на массовое восприятие. Здесь вспоминаются десятки новогодних детских мультфильмов, сказок, фильм Э. Рязанова "Ирония судьбы, или С легким паром" [7, с.17]. После девяностых годов XX века святочные и рождественские рассказы стали возвращаться на страницы газет и журналов. Они публикуют рассказы классиков XIX века и совсем "свежие" рассказы. Святочная литература активно возвращается.
Таким образом, жанр святочного рассказа в России возник раньше рождественского. Предтечей первого явились устные истории или былички, рассказываемые в святочные вечера. Рождественский же рассказ теснее связан с Рождеством, первые рассказы этого типа появились в Европе. Родоначальником этого жанра признан английский писатель Ч. Диккенс. Непременным финалом в его рассказах была победа света над мраком, добра над злом, нравственное перерождение героев. Святочный рассказ можно распознать по следующим признакам:
хронологическая приуроченность;
наличие элемента чудесного;
наличие рассказчика;
наличие среди героев ребенка;
наличие нравственного урока, морали.