logo
"Солнце мертвых" И. Шмелева и "Несвоевременные мысли" М. Горького

Глава 2. Личность и революция в публицистике М.Горького («Несвоевременные мысли : заметки о революции и культуре»)

Октябрьские и послеоктябрьские события 1917 г. Горький, много лет, числивший себя в социалистах, воспринял трагически. В связи с этим он не стал проходить перерегистрацию в РСДРП и формально остался вне партии. «Нет, - в этом взрыве зоологических инстинктов я не вижу ярко выраженных элементов социальной революции». «Буревестник революции» понимает, что она оказывается гибельной для тех «сознательных рабочих», на которых он возлагал свои надежды. «...Начинается злая борьба чернорабочих с рабочими квалифицированными; чернорабочие начинает утверждать, что слесари, токари, литейщики и т.д. суть «буржуи». ...Пролетариат не победит, по всей стране идет междуусобная бойня, убивают друг друга сотни и тысячи людей. ...Но больше всего меня и поражает, и пугает то, что революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки и моральной оценки их труда» Горький М. Из цикла «Несвоевременные мысли» / Горький М. //Проза. Драматургия. Публицистика. - М.: АСТ; Олимп, 1996. - (Школа классики). С.466, - писал Горький вскоре после революции в газете «Новая жизнь», где печатались его резкие публицистические статьи под общим названием «Несвоевременные мысли». На какой-то период они развели писателя с большевиками Чудакова М. Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) / М. Чудакова // Энциклопедия для детей. Т.9. Русская литература. Ч.2. XX век / Глав. ред. М.Д. Аксенова. - М.: Аванта +, 1999. С.146.

Хрестоматийный Горький прочно ассоциируется в нашем сознании с определением "основоположника социалистического реализма", "певца революции", "великого пролетарского художника", не знающего сомнений и мучений совести. Тем неожиданнее узнавание иного Горького, автора публицистической книги "Несвоевременные мысли", остававшейся более семидесяти лет советской власти под строжайшим запретом; книги, содержавшей его заметки "о революции и культуре" 1917 - 1918 гг. В этой книге "хорошо известный" Горький предстает в обличителем революции, советской власти, предсказателем грядущих народных бедствий.

Путь Горького - публициста мучителен, полон взлетов надежды и горечи разочарования, веры и неверия, убежденности и разрушительных сомнений. Это не могло не обернуться противоречиями в правосознании писателя, выразившемися прежде всего в его восприятии революции.

Но вот грянул 1917 г., и точка зрения Горького на роль интеллигенции в революции кардинально изменилась - под влиянием исторических обстоятельств. Сработало то самое правовое чувство, которое и проявляется в переломные моменты бытия. Горький теперь болезненно реагирует на непонимание между народом и интеллигенцией, пытается найти объяснение трагическому отчуждению между ними.

Пытается раскрыть глаза обществу на то, что правовая воля на деле стимулирует не проявление поведения, соответствующего типу правосознания демократического толка, а поощряет анархию и разгул вседозволенности, "пролетарского" снобизма. В народе не оказалось ни грамма уважения к личности, чувства собственного достоинства, сознательной воли к свободе, а значит, и гражданского чувства. Лейтмотив "Несвоевременных мыслей" - возглас "Граждане! Культура в опасности", который, по мысли пролетарского художника, куда опаснее и страшнее лозунга "Отечество в опасности!". Обратим внимание на эволюцию понятия "культура". Теперь уже речь идет вовсе не о пролетарской культуре, а о культуре как совокупности духовных ценностей, накопленных человечеством за века существования.

Изменилась и трактовка термина "революция". Не карательная функция ставится в ее определяющее начало, а возможность "развить в стране напряженное культурное строительство", единственное, что может противостоять произволу и жестокости. В любом другом случае, считает Горький, она бесплодна. Кардинально поменялась в "Несвоевременных мыслях" и правовая парадигма таких понятий, как "личность" и "коллективизм". Уже первые месяцы революции показали, что самый страшный враг внутри человека - хаос темных страстей, жестокости, обусловленных недостатком все той же культуры.

В самом народе с его коллективистским началом автор видит теперь угрозу демократическим началам, опасность разрушения личности в человеке. От статьи к статье растет горьковская полемика с большевиками. Он истово отрицает диктатуру пролетариата, считает, что усилия слепых фанатиков и бессовестных авантюристов во имя "социальной революции" - на самом деле путь к анархии, гибели пролетариата и революции. И сила, которая может противостоять трагедии умерщвления демократии, видится Горькому в интеллигенции.

Столь противоречивые отправные точки правосознания в эпоху революции свойственны были не только Горькому. Творческая интеллигенция, более чем кто-либо мечтавшая о революционных преобразованиях в России, потому и отвернулась от большевизма, что попраны были все правовые нормы, на "нет" сведена ценность личности, ее неотъемлемые права, включая право на жизнь и свободу слова, свободу вероисповедания.

В “Несвоевременных мыслях” (цикл статей в газете “Новая жизнь” ; 1917-18; в 1918 вышли отдельным изданием) он обвинил Ленина в захвате власти и развязывании террора в стране. Но там же назвал русский народ органически жестоким, “звериным” и тем самым если не оправдывал, то объяснял свирепое обращение большевиков с этим народом.

Эти годы отмечены особым драматизмом взаимоотношений писателя с властью, крайней остротой литературной борьбы, в которой Горький играл далеко не последнюю роль. В освещении этого периода жизни и творчества Горького не только нет единодушия среди исследователей, более того -- здесь господствует крайний субъективизм в оценках. В литературоведении советской эпохи Горький представал непогрешимым и монументальным. Если же верить новейшим публикациям о писателе, в литом корпусе монумента сплошь пустоты, заполненные мифами и легендами.

Как известно, эта книга была под запретом вплоть до “перестройки”. А между тем она без посредников представляет позицию художника в канун и во время Октябрьской революции. По признанию самого Горького, “с осени 16-го года по зиму 22-го” он “не написал ни строчки” художественных произведений. Все его мысли были связаны с бурными
событиями, потрясавшими страну. Вся его энергия была обращена на
непосредственное участие в общественной жизни: он вмешивался в политическую борьбу, старался выручать из застенков ЧК ни в чём не повинных людей, добивался пайков для умирающих от голода учёных и деятелей искусства, затевал дешёвые издания шедевров мировой литературы... Публицистика была для него одной из форм
прямого общественного действия там же, С.147.

«Несвоевременные мысли» -- это серия из 58 статей, которые были опубликованы в газете «Новая жизнь», органе группы социал-демократов. Газета просуществовала чуть больше года -- с апреля 1917-го по июль 1918-го, когда она была закрыта властями как оппозиционный орган печати.

Изучая произведения Горького 1890-1910-х годов, можно отметить высокие надежды, которые он связывал с революцией. О них Горький говорит и в «Несвоевременных мыслях»: революция станет тем деянием, благодаря которому народ примет “сознательное участие в творчестве своей истории”, обретёт “чувство родины”, революция должна “возродить духовность” в народе.Но вскоре после октябрьского переворота (в статье от 7 декабря 1917 года), уже предчувствуя иной, чем он предполагал, ход революции, Горький с тревогой вопрошает: “Что же нового даст революция, как изменит она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни?”

Эти вопросы были адресованы победившему пролетариату, который официально встал у власти и “получил возможность свободного творчества”. Происходит столкновение идеалов, во имя которых Горький призывал к революции, с реалиями революционной действительности.

Главная цель революции, по Горькому, нравственная -- превратить в личность вчерашнего раба. А в действительности, как с горечью констатирует автор «Несвоевременных мыслей», октябрьский переворот и начавшаяся гражданская война не только не несли “в себе признаков духовного возрождения человека”, но, напротив, спровоцировали “выброс” самых тёмных, самых низменных - “зоологических” - инстинктов. В цикле статей 1917-1918 гг. «Несвоевременные мысли» он был непримиримо строг к революционерам-большевикам, возлагал в первую очередь на них ответственность за кровавый террор, грабежи, разруху и голод Примочкина Н. Писатель и власть. М.Горький в литературном движении 20-х годов / Н. Примочкина. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1995. С.17.

Горький пишет о самосудах и погромах, о беззастенчивом вывозе за границу культурных ценностей, об аресте честных людей, виновных только в том, что они мыслят иначе, чем велит новая власть, о кастовости нового гегемона -- пролетариата, которая, по мысли писателя, ничуть не лучше кастовости дворян. “Атмосфера безнаказанных преступлений”, снимающая различия “между звериной психологией монархии” и психологией “взбунтовавшихся” масс, не способствует воспитанию гражданина, утверждает писатель.

Для примера можно вспомнить о так называемом заявлении “особого собрания моряков Красного Флота Республики”, вызвавшем “глубочайшее изумление” Горького. “Дикая идея физического возмездия” -- главная идея документа. Горький сопоставляет содержание заявления моряков (“За
каждого нашего убитого товарища будем отвечать смертью сотен и тысяч
богачей...” Горький М. Из цикла «Несвоевременные мысли» / Горький М. //Проза. Драматургия. Публицистика, С.488) и публикацию в «Правде», авторы которой, “приняв порчу
автомобильного кузова за покушение на Владимира Ильича, грозно заявили: «За каждую нашу голову мы возьмём по сотне голов буржуазии»”. Идентичность этих заявлений свидетельствует, о том, что жестокость
матросской массы санкционирована самой властью, поддерживается “фанатической непримиримостью народных комиссаров”. Это, считает Горький, “не крик справедливости, а дикий рёв разнузданных и трусливых зверей” Горький М. Проза. Драматургия. Публицистика / М.Горький. - М.: Изд-во «Олимп», Изд-во «АСТ», 2003. - (Школьная хрестоматия). С.187.

Статья строится как своеобразный диалог с авторами заявления. Возмущённое чувство писателя изливается посредством риторических вопросов: “Что же, правительство согласно с методом действий,
обещанных моряками? там же, С.186”, “Я спрашиваю вас, господа моряки: где и в чём разница между звериной психологией монархии и вашей психологией? там же, С.188” Экспрессия заключена и в решительном, чётком и кратком выводе-призыве: “Надобно опомниться. Надо постараться быть людьми. Это трудно, но -- это необходимо...” там же, С.188.

Следующее принципиальное расхождение между Горьким и большевиками кроется во взглядах на народ и в отношении к нему. Вопрос этот имеет несколько граней.

Прежде всего, Горький отказывается “полуобожать народ”, он спорит с теми, кто, исходя из самых благих, демократических побуждений, истово верил “в исключительные качества наших Каратаевых”. Вглядываясь в свой народ, Горький отмечает, «что он пассивен, но -- жесток, когда в его руки попадает власть, что прославленная доброта его души -- карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры там же, С.175». Но писателю важно понять, почему народ -- таков: “Условия, среди которых он жил, не могли воспитать в нём ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, - это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости” там же, С.175. Следовательно, то дурное и страшное, что проступило в стихийных акциях народных масс в дни революции, является, по мысли Горького, следствием того существования, которое в течение столетий убивало в русском человеке достоинство, чувство личности. Значит, революция была нужна! Но как же совместить необходимость в освободительной революции с той кровавой вакханалией, которой революция сопровождается?

Когда анализируешь статью от 14 июля 1917 года, посвящённую “драме 4 июля” - разгону демонстрации в Петрограде вызывает интерес своеобразие её композиционного строения: в центре статьи воспроизведена (именно воспроизведена, а не пересказана) картина самой демонстрации и её разгона. А затем следует рефлексия автора на увиденное собственными глазами, завершающаяся итоговым обобщением. Достоверность репортажа и непосредственность впечатления автора служат основой
для эмоционального воздействия на читателя. И происшедшее, и раздумья -- всё происходит словно на наших глазах и в нашем сознании.

Участники июльской демонстрации: вооружённые и невооружённые люди, “грузовик-автомобиль”, тесно набитый разношёрстными представителями “революционной армии”, что мчится “точно бешеная свинья” (образ грузовика вызывает не менее экспрессивные ассоциации: “гремящее чудовище”, “нелепая телега”.) Но затем начинается “паника толпы”, испугавшейся “самой себя”, хотя за минуту до первого выстрела она “отрекалась от старого мира” и “отрясала его прах
с ног своих”. Перед глазами наблюдателя предстаёт “отвратительная картина
безумия”: толпа при звуке хаотических выстрелов повела себя как “стадо баранов”, превратилась в “кучи мяса, обезумевшего от страха”. Горький ищет причину происшедшего. В отличие от абсолютного большинства, винившего во всём “ленинцев”, германцев или откровенных контрреволюционеров, он называет главной причиной случившегося несчастья “тяжкую российскую глупость” - “некультурность, отсутствие исторического чутья”.

Горький ведет от наблюдений над картиной -- через эмоциональные впечатления -- к размышлениям и далее -- к выводам. И уже сами выводы превращаются в постановку главных, по мысли автора, задач революции: “Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть прокалён и очищен от рабства, вскормленного в нём, медленным огнём культуры”.

На первый взгляд, кажется, что резкие суждения автора «Несвоевременных мыслей» о народе свидетельствуют, о его неуважении к простому трудовому люду, об отсутствии сострадания к нему, о неверии в его духовные силы. На самом деле всё выглядит иначе. Опираясь на весь свой предшествующий опыт и на свою многими делами подтверждённую репутацию защитника порабощённых и униженных, Горький заявляет: “Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе, и я убеждён, что будет лучше для народа, если эту правду о нём скажу я первый, а не те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу, чтобы... плюнуть злостью в лицо народа...”

Рассмотрим один из самых принципиальных расхождений
Горького с идеологией и политикой “народных комиссаров” - к спору о культуре. Это стержневая проблема публицистики Горького 1917-1918 годов. Не случайно, издавая свои «Несвоевременные мысли» отдельной книгой, писатель дал подзаголовок «Заметки о революции и культуре».

В 1917-1918 годах писателя поддерживала многочисленная духовная оппозиция большевистскому режиму из числа профессоров, ученых, творческой интеллигенции Примочкина Н. Писатель и власть. М.Горький в литературном движении 20-х годов, С.207. Приоритетное значение, которое он придаёт культуре в революционном преображении России, могло показаться многим его современникам чрезмерно преувеличенным. В подорванной войной, раздираемой социальными противоречиями, отягощённой национальным и религиозным гнётом стране самыми первостепенными задачами революции представлялось осуществление лозунгов “Хлеб голодным”, “Землю тем, кто её обрабатывает”, “Заводы и фабрики рабочим”. А, по мнению Горького, одна из самых первостепенных задач социальной революции состоит
в очищении душ человеческих -- в избавлении “от мучительного гнёта ненависти”, в “смягчении жестокости”, “пересоздании нравов”, “облагораживании отношений”.

Чтобы осуществить эту задачу, есть только один путь -- путь культурного воспитания. Горький считает “одной из первых задач момента”
“возбуждение в народе -- рядом с возбуждёнными в нём эмоциями политическими - эмоций этических и эстетических”. Однако писатель наблюдал нечто прямо противоположное, а именно: “хаос возбуждённых инстинктов”, ожесточение политического противостояния, хамское попрание достоинства личности, уничтожение художественных и культурных шедевров. Во всём этом автор винит в первую очередь
новые власти, которые не только не препятствовали разгулу толпы, но даже
провоцировали её. Революция “бесплодна”, если «не способна... развить в стране напряжённое культурное строительство» - предупреждает автор
«Несвоевременных мыслей».

Ни один факт ущемления культуры, каким бы незначительным он ни казался, не проходит мимо внимания писателя. Он
протестует против “грязной” литературы, “особенно вредной именно теперь, когда в людях возбуждены все тёмные инстинкты”; выступает против “решения Совета солдатских депутатов по вопросу об отправке на фронт артистов, художников, музыкантов”, потому что страшится: “...с чем мы будем жить, израсходовав свой лучший мозг?”. Он сетует по поводу исчезновения с книжного рынка “хорошей честной книги”, а “книга -- лучшее орудие просвещения”.

Кто же оказался во главе Октябрьской революции -- “вечный революционер” или “революционер на время, на сей день”?
Далеко не случайно образцом “романтика революции” для Горького является крестьянин Пермской губернии, приславший писателю письмо, в котором осуждает “крестьянство, жадное до собственности”, ищущее в революции “карманные интересы”. По мнению автора «Несвоевременных мыслей», этот крестьянин - подлинный революционер, потому что он видит высшие, духовные цели революции.

Таких людей писатель называет “вечными революционерами”, потому что им свойственно вечное чувство неудовлетворенности. “Вечный революционер” “знает и верит, что человечество имеет силу бесконечно создавать из хорошего - лучшее”, “его единственная и действительно революционная цель” - “оживить, одухотворить весь мозг мира”, сам же он -- “дрожжа”. Но на мощной волне революции выплеснулся на поверхность и другой тип общественного деятеля, которого Горький хлёстко назвал “революционером на время”. Таких людей он увидел, прежде всего, среди участников октябрьского переворота. “Революционер на время” - это человек, “принимающий в разум”, а не в душу “внушаемые временем революционные идеи”, и поэтому он “искажает” и “опорочивает”, “низводит до смешного, пошлого и нелепого культурное, гуманистическое, общечеловеческое содержание революционных идей”. Они переводят революционный порыв в сведение счётов с бывшими реальными или мнимыми обидчиками (“за каждую нашу голову...”), это они провоцируют в возбуждённой толпе “хватательный инстинкт” (“грабь награбленное”), это они оскопляют, обескрыливают, обесцвечивают жизнь якобы во имя всеобщего равенства (ибо это равенство в бедности, в бескультурье, в нивелировании личностей), это они, насаждая новую -- “пролетарскую” -- мораль, по сути, отрицают мораль общечеловеческую.
Горький доказывает, что для “холодного фанатика”, “аскета”, “оскопляющего творческую силу революционной идеи”, совершенно несущественны моральные аспекты революции, больше того -- вроде бы благородная поза аскета становится даже неким романтическим оправданием невиданной жестокости, с которой “революционеры на время” осуществляли свой проект преобразования России. Главное же проявление аморальности большевиков Горький видит в их отношении ко всему народу как к объекту гигантского эксперимента: “материал для бесчеловечного опыта” -- так сказано в статье от 19.01.18; “...из этого материала -- из деревенского
тёмного и дряблого народа” -- фантазёры и книжники хотят создать новое
социалистическое государство” -- это фраза из статьи от 29.03.18; “они
(большевики) производят над народом отвратительный опыт” (в статье от 30.05.18.). А в статье от 13.01.18 автор высказывается ещё жёстче: «Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, простой народ для них - та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обречённый на неудачу опыт производят комиссары над русским народом...
Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву своей грёзе о всемирной или европейской революции». Обвинение в аморальности -- это самое главное обвинение, которое Горький бросает в лицо новой власти. В статье от 16.03.18 вожди Октября будут ассоциироваться с библейскими палачами -- «несчастную Русь» они «тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять её ради спасения мира».

В «Несвоевременных мыслях» Горький подвергает резкой критике вождей революции: Ленина, Троцкого, Зиновьева, Луначарского и других. Писатель обвиняет их в незнании России и её народа, в подстрекательстве народных масс на деяния, низводящие их до уровня толпы; обвиняет в том, что не смогли предотвратить перерастания революции в пугачёвщину, романтизм революции -- в одичание, свободы - в анархизм, вседозволенность, что забыли истину: “идеи не побеждают приёмами физического насилия”. А вследствие всего этого “гуманитарное, глубоко идеалистическое содержание понятий «культура» и «культурность» исчезнет, уступив место прагматизму, уживающемуся с антидемократизмом и национализмом”. И писатель считает нужным через голову своих всевластных оппонентов непосредственно обратиться к пролетариату с тревожным предупреждением: “Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты всё ещё не человек!”.
Жизнь показала, что эти предупреждения не были услышаны. И с Россией, и с её народом произошло то, против чего предостерегал автор «Несвоевременных мыслей».

Справедливости ради надо сказать, что сам Горький тоже не оставался последовательным в своих воззрениях на происходившую в стране революционную ломку.

И "Несвоевременные мысли" М. Горького - горькое прозрение от социалистических иллюзий, разочарование в пролетарских симпатиях Сергеев В.В. О противоречиях правосознания в «Несвоевременных мыслях» М.Горького / В.В. Сергеев // Художественное слово в современном мире: Сборник статей / Под общ. ред. И.М. Поповой. Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2004. Вып 7.С.11. Поэтому его растрепанные, путаные, но отчаянно смелые, искренние "Несвоевременные мысли" звучат своевременно и сегодня.