Проблема нравственной свободы в современной прозе

Кто научился думать, того полностью лишить свободы нельзя.

Вл. Дудинцев.

Не так уж часто встречаются книги, чтение которых составляет впечатление беседы с мудрыми и понимающими тебя собеседниками. Еще реже попадаются книги-«друзья», что делают нас лучше и умнее. Я смогла бы по пальцам пересчитать такие. Из классики - «Война и мир», «Тихий Дон», некоторые повести А.Куприна. Из современной литературы - «Доктор Живаго» Б.Пастернака, «Белые одежды» В.Дудинцева, «Факультет ненужных вещей» Ю.Домб-ровского, «Жизнь и судьба» В.Гроссмана. Наверное, я не ошибусь, если скажу, что во всех разных произведениях есть нечто общее. Герои их трудно обретают нравственную свободу и нелегко делают нравственный выбор.

Долгие годы ищут свой путь в жизни Пьер Безухов и Андрей Болконский. Мечется в борьбе Григорий Мелехов, платя свой и чужой кровью. Мучительно приходит к осознанию научной истины и своего долга Федор Дежкин из «Белых одежд». Эти и другие герои обретают внутреннюю свободу только тогда, когда делают свой жизненный выстраданный выбор. В этом сочинении я смогу высказаться только о некоторых героях романов Домбровского и Гроссмана.

В романе «Факультет ненужных вещей» много действующих лиц. Больше всего меня поразил бывший археолог Георгий Николаевич Зыби. Уже то, что он мыслит, анализирует действительность, есть протест против сталинского режима. Как и миллионы, он безвинно попадает в заключение. В тюрьме, кажется, человеку труднее всего размышлять. Но для некоторых, оказывается, наоборот. Лишившись внешней свободы, они обретают огромную внутреннюю, потому что жизнь перед ними предстает по-иному.

Сменяются следователи, идут утомительные допросы, сыплются угрозы. Но Зыбин ломает хитроумные ловушки палачей, опровергает их догмы, доказывает, что, попирая права человека на мысль, совесть, достоинство, система превращается в «факультет ненужных вещей». Арестант Зыбин бросает вызов всему караульному аппарату. Выстоять ему помогает тот выбор, который он сделал: лучше умереть, чем изменить своим нравственным принципам. И еще он думает о суде потомков над его временем и над ним лично. Что же, мы, нынешние «судьи», выносим свой приговор:

«Подсудимый Зыбин полностью оправдан. Он немногий из тех, кто достоин, носить высокое звание Человека!».

Еще более широко и обобщенно тему свободы и необходимости исследует Василий Гроссман. Роман «Жизнь и судьба» огромный и по объему, и по количеству действующих лиц, читается удивительно легко и быстро. Автор рассматривает события, будто с высоты птичьего полета, но у него зоркие глаза орла, которые видят каждое движение души героев.

Критики отмечают, что писатель продолжает традиции, заложенные «Войной и миром». Из советских романов, пожалуй, лишь «Тихий Дон» превосходит масштабностью произведение Гроссмана. Следует также иметь ввиду, что оно осталось незавершенным. Лев Толстой писал о своей эпопее: это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника, это то, что хотел выразить автор в той форме, в которой оно выразилось. Думается, и Шолохов, и Гроссман могли бы подписаться под этими словами.

Осью повествования романа «Жизнь и судьба» являются события под Сталинградом. Но писатель смело проникает и в Москву, и в другие города, и в фашистский концлагерь, и в застенки бериевских палачей, совершает путешествия во времени. Может быть, главное в романе - это раздумья автора (и читателя) о свободе и ее роли для народа в целом и для каждого человека в отдельности. Степень нравственной свободы не зависит от положения человека в обществе. Заключенный может быть более свободным, чем палач, лишенный нравственности. Люди, ослепленные идеей, ради которой совершаются преступления, так же не свободны, как и палачи.

Как ни странно, но самый свободный человек в романе - «управдом» Греков, окруженный со своим небольшим гарнизоном в доме «шесть дробь один». Когда отряд посетил с «проверкой» политрук Сошкин, возмущению его не было предела. Особенно непростительным казалось то, что солдаты говорили командиру «ты» и звали «Ваней». Сошкин делает вывод: « не воинское подразделение, а какая-то Парижская коммуна». Даже Парижская коммуна ему, коммунисту, кажется опасной! Настолько руководители привыкли считать, что людьми можно распоряжаться как угодно. Донесение политрука пошло по инстанциям, вызывая гнев все более высокого начальства. Люди- винтики, вот философия таких, как Сошкин. Сам он тоже винтик, только побольше. Разве можно назвать такого свободным?

Греков же считает, что «нельзя человеком руководить, как овцой». Его авторитет основан не только на звании, но, прежде всего на опыте, уме, храбрости.

Сталин и командование в период отступления летом 1942 года издавали жестокие приказы, оправдывая собственные ошибки. Но не расстрелами и заградотрядами была выиграна война.

«Управдом» Греков на примере своего дома показывает, что можно воевать по-другому. Его бойцы видят свою цель в том, чтобы бить и бить фашистов, хотя и знают, что из дома им не выбраться. Сам командир не желает отвлекаться на пустые дела, отказывается делать пространные ежедневные отчеты. Да, в гарнизоне Грекова появились освобожденные люди, там царит дух подлинно дружеской ответственности друг за друга, готовность принять удар атак на себя.

Как цветок иногда вырастает среди камней, так среди боев расцветает молодая любовь Сережи Шапошникова и радистки Кати Венгровой. Греков сам «положил глаз» на Катю, но, заметив их отношения, совершает благороднейший поступок - отправляет влюбленных из обреченного дома. Кажется и нам, как Сереже, что смотрят на нас «прекрасные, человечные, умные и грустные глаза» командира. Мы верим словам Грекова, что он хочет свободы и воюет за нее. Как тут не вспомнить Гете:

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

Сегодня много говорят о свободе. Нельзя только забывать,

что свобода без правды невозможна. И прав Гроссман, сказав, что трудно жить без правды либо с обрубленной, подстриженной правдой. Часть правды - это уже не правда. Писатели, рассказавшие нам правду, сделали нас чуточку свободнее.