59. Жанровая трансформация и своеобразие романа Татьяны Толстой «Кысь»
КЫСЬ, БРЫСЬ, РЫСЬ, РУСЬ, КИС, КЫШЬ! Татьяна Толстая удачно придумала это слово; соединила ласково-подзывательное: кис-кис, резко-отпугивательное: кышшш! и присовокупила к этим древним словам хищную рысь и брезгливое — брысь! (Где-то подале, подале замаячила старая Русь, мечта славянофилов и почвенников.) Получилась странная хищница из породы кошачьих: нежная как кис-кис, мерзкая как кышь, хищная как рысь и стремительная как брысь, ну и русская, разумеется, как Русь. Не менее значимо и имя главного героя — Бенедикт. “Благое слово” — так надо понимать, чем и подчеркнута опасная логоцентричность русской культуры. Означенная логоцентричность не спасает главного героя от душегубства, скорее — наоборот — душегубству способствует. Татьяна Толстая задалась в полной мере амбициозной задачей — изобразить “народное подсознательное”, изобразить не русь, но кысь! Жуткий послеатомный (послевзрывной) мир, мир уродов-мутантов, филоновских монстров описан сусальным, не сказовым даже, а каким-то сказочным, что ли, слогом. Стилистическая издевка здесь соединена с издевкой идеологической. Татьяна Толстая описывает шовинистическую, ксенофобскую мечту — вот он, чаемый ксенофобами “русский мир”, замкнутый со всех сторон, избяной, снежный сказочный остров во главе с народным вождем — Федором Кузьмичем или там Кудеяр-Кудеярычем. Эта мечта (настаивает Татьяна Толстая) может осуществиться только в результате вселенской всемирной катастрофы, только после ВЗРЫВА может всплыть обломок-остров, какой-нибудь Федор-Кузмичск. Впрочем, взрыв — метафора любого катаклизма, срывающего поверхностный слой культуры, разрушающего скрепы цивилизации. Взрыв может быть и атомным взрывом и взрывом социальным — революцией. Разоблачение славянофильской мечты о русском XVII веке, издевательство над “избяным” раем соединено у Татьяны Толстой с попыткой понять “утопию” как осуществление народного “подсознательного”, изобразить революцию и постреволюцию как торжество национального “подсознания”.
Татьяна Толстая берется изобразить то жестокое, веселое, вечное, почти доисторическое, на основе которого вырастает и город Глупов, и город Градов. Вот оно — вечное, неумирающее, каменное, кошмарное… Вы собираетесь восхищаться этим, поскольку оно вечное? — словно бы спрашивает Татьяна Толстая.— Но прекрасно и достойно восхищения — не вечное, а хрупкое и слабое, то, что может быть уничтожено взрывом. Страх перед вечным неизжитым XVII веком в мире русского человека — вот лейтмотив романа Татьяны Толстой. Страх перед недосостоявшимся в России средневековьем, перед средневековьем, которое Россия не прожила, не пережила как следует и которое (поэтому) латентно, вечно существует в русском мире.
Для Татьяны Толстой все аргументы сторонников высвобождения народного “Оно” — не более чем софизмы. Бунт для нее равен атомному взрыву. Мутации радиационные уравнены ею с “мутациями социальными”. Ненависть Булгакова к “недочеловеку” Шарикову ей понятнее, приемлемее для нее, чем платоновская попытка изобразить очеловечивание тех, кого социальные условия загнали в “нечеловеческое”.
И в связи с этим я бы тоже поубавил (свои в том числе) восторги по поводу этого мастеровитого текста. В сущности, перед читателями — роман-фельетон вроде. “Кысь” встраивается в целый длиннющий ряд романов-антиутопий, от “1984” до “451° по Фаренгейту”. Можно было бы составить список использованных мотивов, скрытых цитат в романе Татьяны Толстой. В финале романа припоминается “Приглашение на казнь” Набокова; в описании санитаров, “изымающих” книги у населения, нельзя не узнать пожарных Рэя Брэдбери, ну а описание столовой избы, избы переписчиков, тошнотворный мышиный супчик — ну тут Джордж Оруэлл Татьяне Толстой кланялся с джином “Победа” в одной руке, с речеписом — в другой! “Аллаверды, дорогая!” — хорошо получается! В самом деле, в какой-то момент возникает ощущение, что “Кысь” в весьма значительной своей части — запоздалый ответ на оруэлловский “вызов”, а вот что-де получится, если я оруэлловских персонажей одену в армяки и зипуны да прибавлю свой собственный опыт жизни при тоталитаризме? Не получается. Получается — анти-Оруэлл. Гурманская книжка для гурманов на тему, прямо скажем, вовсе не аппетитную…
- 1. Особенности литературы периода «позднего сталинизма»
- 2. Общая характеристика литературы «оттепели»
- 3. Феномен «шестидесятничества». Отражение идейных и нравственных установок эпохи
- 4. Развитие традиции «военной» прозы. Ее основные направления. Понятие «лейтенантской» прозы
- 5. 2 И 3 волны русской литературной эмиграции, представители, отличительные особенности
- 6. «Лагерная» проза и ее представители
- 7. Концепция мира и человека в системе нравственных ценностей в «деревенской» прозе. Рассказы в.Тендрякова
- 8. Литература эпохи «застоя». Политические процессы над писателями (Синявский-Даниэль, Бродский, Ратушинская). Повесть н.Аржака «Говорит Москва!».
- 9. Литературный процесс 2 пол 80-х – нач 90-х на пути к своей целостности(литература метрополии, «возвращенная литература», литература русского зарубежья, сам- и тамиздат)
- 10. Многоуровневость литературного процесса второй половины 80- 90х-, его жанровое и стилевое разнообразие
- 11. Развитие реалистической традиции в рус лит 80-х-90-х. Стилевые течения неоклассической прозы
- 12. Размежевание между писателями традиционной школы и его отражение в повестях Распутина и Астафьева
- 13. Особенности условно-метафорической прозы
- 14. Феномен «другой» прозы
- 16. Русский литературный постмодернизм: его философские основы и особенности
- 17. Русская поэзия на современном этапе: традиционное направление, его представители и поэтический поставангард
- 18. Современная драматургия: отличительные черты и направления
- 19. Человек на войне в эпосе Симонова и Гроссмана.
- 20. Нравственная проблематика в «лейтенантской» прозе: Бондарев, Воробьев
- 21. Личность Окуджавы — поэта и прозаика
- 22. Лагерная правда человеческого существования в рассказах Шаламова
- 23. Роман «в круге первом». Культурософская, социальная и нравственная проблематика. Проблема выбора
- 24. «Один день Ивана Денисовича» как этапное произведение лагерной прозы
- 25. Поэма Твардовского «Теркин на том сете» как пример сатиры на сов бюр систему
- 26. Идеалы «шестидесятников» в повестях Аксенова («Звездный билет», «Апельсины из Марокко», «Коллеги»)
- 27. Роман Нарокова «Мнимые величины»: взгляд на тоталитарную систему извне
- 28. Кризис духовных ценностей европейской цивилизации в романах Набокова («Лолита», «Камера обскура»).
- 29. Поэтический мир Иосифа Бродского
- 30. Иронико-исторический роман Дружникова «Ангелы на кончике иглы»
- 31. Проблема нравственного выбора и ответственности в повестях Васильева.
- 32. Драматургия Вампилова и ее особенности. Эволюция главного героя.
- 33. Нравственная проблематика «городской» прозы и ее осмысление в повести Трифонова «Обмен».
- 34. Человек в истории в повести Трифонова «Старик»
- 35. Поэзия Высоцкого, ее тематическое разнообразие и своеобразие поэтики
- 36. «Вечные» проблемы человеческого бытия, власти и свободы выбора в исторических пьесах Радзинского
- 37. Мир и человек в рассказах Шукшина
- 38. «До третьих петухов» Шукшина: сказочная условность, социально-нравственная проблематика, сатирическая направленность
- 39. «Верный Руслан» Владимова — новый взгляд на проблему несвободы в «лагерной» прозе
- 41. Театр Горина: проблематика, образы героев, приемы комического и актуальность во времени
- 42. Кризис современного общества и загадка русского характера в повести Астафьева «Печальный детектив»
- 44. «Жестокий реализм» в изображении ужасов современной жизни
- 43. Модель мира, дома и человека в повести Распутина «Пожар»
- 45. Мемуарно-художественное начало в поздних произведениях Нагибина
- 46. Толстовская традиция в современной литературе. «Диалектика души», постижение психологии человека тоталитарного общества в творчестве Маканина.
- 47. Сказочный тип условности в повести Искандера «Кролики и удавы».
- 48. «Демоническая» фантастика как условный способ отражения социальной действительности в произведениях Орлова
- 49. Мифологический тип условности в антиутопии Анатолия Кима «Поселок кентавров»
- 50. Оборотничество — превращение человека в животного — как условный прием в повести Кима «Белка»
- 51. Экзистенциальная проблема свободы личности вокруг «вечных возвращений» в романе Кима «Отец-лес»
- 52. Эволюция жанра рассказа в творчестве Толстой и Довлатова. Углубление чеховской традиции
- 53. Ироничное переосмысление культа великого писателя на фоне абсурдной действительности («Заповедник» Довлатова)
- 54. Ассоциативное восприятие действительности и диалог героя с самим собой в «Школе для дураков» Соколова
- 55. «Зона» как квинтэссенция советского общества в интерпретации Довлатова
- 56. «Москва-петушки» Ерофеева как пратекст русского постмодернизма
- 57. Постмодернистская интерпретация»вечных» тем в романе Анатолия Королева «Быть Босхом»
- 58. Экспериментальный взгляд на общество и человека в повести Плевина «Омон Ра».
- 59. Жанровая трансформация и своеобразие романа Татьяны Толстой «Кысь»
- 60. Модернистская концепция мира и человека в рассказах Вик. Ерофеева
- 61. Особенности «женской» прозы: Палей, Полянская, Толстая, Щербакова, Петрушевская, Улицкая
- 62. Роман «Азазель» как явление масскультовой литературы. Проблема жанра, героя, автора.
- 63. «Роман с языком» Новикова и трансформация жанра современного романа
- 64. Альтернативная история в цикле романов Ван Зайчика «Плохих людей нет».