Лирический герой в дооктябрьском творчестве в. Маяковского.

ХХ век без В. Маяковского представить невозможно. Маяковский "окрасил" собой целую эпоху, он был самым известным и талантливым поэтом-футуристом (не будь Маяковского, футуризм и не получил бы такой известности). Нескольким поколениям советских читателей Маяковский был знаком прежде всего как автор советских лозунгов и плакатов, "Стихов о советском паспорте", поэмы о Ленине и т.д. И.В. Сталин в 1930-е годы назвал Маяковского лучшим и талантливейшим советским поэтом. И последовавшее затем насильственное внедрение Маяковского в сознание советских людей превратило его в официозную фигуру. Б. Пастернак писал, что "Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине", и "это было его второй смертью". Но Маяковский не вмещается в то определение, которое дал ему Сталин, и как поэт Маяковский был гораздо сложнее и интереснее, чем многим представлялось.

Сразу после похорон Маяковского М. Цветаева писала: "Боюсь, что, несмотря на народные похороны, на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия и до сих пор не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского". Она почувствовала то, о чем думал и говорил сам Маяковский в стихотворении "Домой" (1925)5:

Я хочу

быть понят моей страной,

а не буду понят, –

что ж,

по родной стране

пройду стороной,

как проходит

косой дождь!

Одна из самых важных тем дореволюционной лирики Маяковского – тема трагического одиночества, проблема непонимания поэта. Он страдает от своего одиночества, жалуется на него, ищет из него выхода и не находит его. Как в свое время Лермонтову виделся одиноким утес, плачущий одиноко в пустыне (стихотворение "Утес"), так и Маяковский распространяет свое настроение, ощущение одиночества на все в мире. См. стихотворение "Скрипка и немножко нервно" (1914):

Скрипка издергалась, упрашивая,

и вдруг разревелась так по-детски,

что барабан не выдержал...

"...Знаете что, скрипка?

Мы ужасно похожи:

я вот тоже ору –

а доказать ничего не умею!

Знаете что, скрипка?

Давайте – будем жить вместе! А?"

Будучи одиноким в мире, поэт выражал резкое неприятие этого мира и тех, кто чувствует себя в этом мире хозяевами. Вот почему с таким воодушевлением объявляет Маяковский себя "тринадцатым апостолом" – то есть пророком революции в поэме "Облако в штанах", а затем с восторгом встречает революцию. И впоследствии именно революция (и все что с ней связано) определяла пафос поэзии Маяковского. А в дореволюционное время как звонкая, публично нанесенная пощечина прозвучали стихотворения "Нате!" и "Вам!" с их огрубленной образностью и лексикой, издевательским тоном:

"Нате!"

Через час отсюда в чистый переулок

вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,

а я вам открыл столько стихов шкатулок,

я – бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

где-то недокушанных, недоеденных щей;

вот вы, женщина, на вас белила густо,

вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца

взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

Толпа озвереет, будет тереться,

ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну,

кривляться перед вами не захочется – и вот

я захохочу и радостно плюну,

плюну в лицо вам

я – бесценных слов транжир и мот.

Важнейшие из эмоциональных ощущений раннего Маяковского – боль, страдание. Они возникают от соприкосновения, или, вернее, столкновения поэта с окружающим миром. Несовершенство жизни, несовершенство человека приводит лирического героя Маяковского в отчаяние, его нервы не выдерживают. Болью, страданием окрашены и любовные стихи поэта: у Маяковского нет изображения счастливой любви. И его знаменитая поэма "Облако в штанах" рождена трагическим любовным чувством поэта, ревностью. Если бы поэма "Облако в штанах" с ее знаменитым "криком четырех частей", как определил сам Маяковский ("Долой ваш строй!", "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой вашу религию!") была только предвестием революции, только протестом против существующего строя, эта поэма уже давно перестала бы нас волновать, поскольку людям приходится решать уже другие проблемы. Но поэма Маяковского захватывает эмоциональной бурей чувств, лирической стихией. Маяковскому, наверное, впервые удалось так неразрывно сплавить личные переживания, трагедию отвергнутого любовного чувства с политикой, с жаждой переустройства жизни, с грядущей социальной революцией, с которой он связывал огромные надежды.

Маяковский, конечно, как и каждый писатель, не мог не думать о сути поэзии, о назначении поэта. Задумываясь о кажущейся бесполезности поэта среди повседневных будничных забот, он задает вопрос в стихотворении "Послушайте!" (1914):

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают –

значит – это кому-нибудь нужно?

А поэт – это тоже звезда, и свет ее служит нравственным, эстетическим, духовным ориентиром людям. Убежденный в необходимости поэтического слова, Маяковский видит миссию поэта в том, чтобы впитать в себя боль миллионов и рассказать о ней людям, чтобы вызвать стремление преодолеть эту боль, изменить мир. Свой лозунг, свое поэтическое кредо В. Маяковский сформулировал в знаменитом стихотворении "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче" (1920):

Светить всегда,

Светить везде,

до дней последних донца,

светить –

и никаких гвоздей!

Вот лозунг мой –

и солнца!

Маяковскому была чужда поэзия сугубо эстетическая, услаждающая, недейственная. По Маяковскому, поэт – это агитатор, горлан-главарь, он "должен кастетом кроиться миру в черепе", он должен бороться за переустройство несовершенного мира. Это представление о поэте и поэзии восходит к великим традициям русской литературы (вспомним пушкинского и лермонтовского пророка, некрасовского поэта- гражданина). Стих должен обладать взрывной, действенной силой – у Маяковского он никогда не бывает вялым, он всегда заряжен большой идеей. Поэт не сообщает, не рассказывает – он убеждает, доказывает. Стих Маяковского всегда энергичен, резок, особую роль в этом играет знаменитая "лесенка" в стихах Маяковского, придающая им требовательную интонацию, особую силу отдельным – ключевым – словам. Маяковский с неизменной издевкой говорил о "кучерявых лириках". Но издевался Маяковский, конечно, не над лирикой, а над теми, кто ее опошлял. У самого Маяковского призывная сила поэзии неотделима от задушевности, он умел найти нежное "человечье" слово.

Маяковский был в хорошем смысле слова современным поэтом, то есть остро ощущающим ритмы, проблемы времени. Новая эпоха требовала обновления поэтического языка, художественных средств, и Маяковский обновляет лексику, образность, ритмику, рифму, изменяется даже графическая запись стиха. Маяковский полемически остро заявил, что старый поэтический язык изжил себя ("слова разлагаются, как трупики"), и улице нужен новый, демократический язык ("улица корчится безъязыкая, ей нечем разговаривать"). Маяковский ввел в поэзию язык улицы, грубый, непоэтичный, но он поднял его до поэтического уровня и тем самым расширил свою читательскую аудиторию. Маяковский стал голосом, рупором улицы, новой эпохи.