«Облако в штанах» - программное произведение в. Маяковского-футуриста.

Поэма «Облако в штанах» была написана в 1914—1915 годах. Первое, что бросается в глаза, — необычность названия. Что это такое — облако в штанах и почему Маяковский выбирает именно такое странное название? Первоначальное название поэмы было изменено цензурой. В одном из своих выступлений Маяковский говорил: «Оно («Облако в штанах») начато письмом в 1913/14 году и сначала называлось «Тринадцатый апостол». Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: «Что вы, на каторгу захотели?» Я сказал, что ни в коем случае, что это меня никак не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это вопрос о том, отку-да взялось заглавие. Меня спросили — как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: «Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите — буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах ».

По своему содержанию эта поэма стала манифестом поэта в условиях крушения старого мира. Маяковский не принимает современный мир и провозглашает как бы четыре отрицания: «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию» — четыре крика четырех частей.

Провозгласив свою поэму катехизисом, Маяковский должен был соответственно построить ее в форме вопросов и ответов, которые должны были сводиться к четырем провозглашенным отрицаниям.

Обращаясь к формальным признакам, можно предположить, что четырехчастная поэма и четыре отрицания, выдвинутые самим Маяковским, обусловят композицию поэмы.

Таким образом, приступая к анализу текста, мы можем исходить из следующих предпосылок:

— во-первых, то, что поэма должна быть по строена в форме вопросов и ответов;

— во-вторых, то, что в поэме уживаются лирика и грубость;

— в-третьих, то, что каждой части поэмы соответствует определенная идея.

Исходя из этих предпосылок, Маяковский в первой главе должен поставить вопрос, что такое любовь и какая она может быть?

Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?

Действительно, в этой главе, эмоционально насыщенной, Маяковский пишет о любви, однако было бы неверно полагать, что здесь даются, как положено в катехизисе, какие-то рассуждения о любви. Вся глава — это не трактат о любви, а переживания поэта, как бы выплеснутые наружу. В этой главе нет рассуждений, присутствуют только эмоции. Точнее эту главу можно определить не как «Маяковский о любви», а как «Маяковский в своей любви». Отвергнутая любовь приводит поэта к отрицанию любви вообще. Отсюда возникает первое противоречие лирики и грубости. Грубость — это реакция влюбленного поэта на отвержение его чувств.

Вторая глава, по замыслу поэта, посвящена искусству. Она прямо начинается с отрицания всего того, что было создано в искусстве предшествующих эпох:

Славьте меня!

Я великим не чета.

Я над всем, что сделано,

Ставлю «nihil».

Ничего не хочу читать.

Книги?

Что книги!

Из всех видов искусств Маяковский обращается только к поэзии.

И это естественно, потому что поэзия ему ближе всего. Что же думает поэт о современной ему поэзии? Маяковский полагает, что поэзия в классическом рафинированном виде изжила себя. Она слишком оторвалась от реальной жизни и от реального языка, на котором говорит народ. Маяковский гиперболизирует этот разрыв. Он пишет:

Гримируют городу Круппы и Круппчики

грозящих бровей морщь,

а во рту

умерших слов разлагаются трупики,

только два живут,

«Сволочь»

и еще какое-то,

кажется — «борщ».

Разумеется, если народу достаточно нескольких десятков слов для общения, то поэтам трудно найти общий язык с массой. Ведь поэтические образы требуют богатого языкового материала. Какой же выход видит Маяковский? Прежде всего — отказаться от чуждых народу тем и не воспевать и барышню, и любовь,

и цветочек под росами.

А обращаясь к темам, близким народу, можно попытаться ввести в поэзию такие формы, которые близки и понятны ему, что и делает Маяковский как в этой поэме, так и во многих своих других произведениях. Для Маяковского важна душа народа, а не его внешний облик:

Плевать, что нет

у Гомеров и Овидиев

людей, как мы,

от копоти в оспе.

Я знаю —

солнце померкло б, увидев

наших душ золотые россыпи.

Итак, Маяковский, как ему кажется, нашел форму, которая позволяет соединить лирику с грубостью. Грубость — это внешнее проявление жизни, лирика — внутреннее, сокровенное. Их сочетание, как ни парадоксально, составляет, по мнению Маяковского, смысл поэзии.

Тема поэзии продолжает звучать и в третьей главе, однако Маяковского теперь интересует уже не форма поэзии, а ее общественная роль:

Как вы смеете называться поэтом

и, серенький, чирикать, как перепел.

Сегодня

надо

кастетом

крошиться миру в черепе.

Маяковский заявляет о своем разрыве с поэтами и обращается к политике:

От вас,

которые влюбленностью мокли, от которых

в столетие слеза лилась, уйду я,

солнце моноклем вставлю в широко растопыренный глаз.

В осмыслении роли поэзии в политике звучит его третье «долой» — «долой ваш строй». Если обратиться только к именам собственным, упомянутым в этой главе, можно увидеть, против какого строя он выступает. Галерея «героев» начинается с Наполеона: «на цепочке Наполеона поведу, как мопса». Его сменяют: «железный Бисмарк», «генерал Галифе», миллиардер Ротшильд и, наконец, завоеватель Мамай и предатель Азеф. По всей главе проходит тема крушения старого мира. В революции видит Маяковский способ покончить с этим ненавистным строем.

Революция должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Размышляя об этом, Маяковский неизбежно обращается к религии и разочаровывается в ее нравственной силе.

Чего одаривать по шаблону намалеванному

трактирную ораву?

Видишь — опять

голгофнику оплеванному

предпочитают Варавву?

Он полагает, что призывы к отрицанию буржуазной любви, буржуазной поэзии, буржуазного строя и религии есть новая религия, новая нравственность, которая необходима современному человеку. И сам он — проповедник этой нравственности, «тринадцатый апостол»:

Я, воспевающий машину и Англию,

может быть, просто

в самом обыкновенном Евангелии

Тринадцатый апостол.

В четвертой главе Маяковский как бы смешивает все четыре темы. Тема любви перекликается с библейской темой, здесь же, отдельным штрихом, вновь звучит насмешка над поэзией. Все это как бы происходит в ожидании великих социальных потрясений. И на этом общем фоне вырисовывается образ самого Маяковского, нового апостола, проповедника новых идей и нравственности.

Итак, поэма «Облако в штанах» — это значительное, программное произведение Маяковского. Она ставит и решает вопросы о художественной форме, о роли поэзии и поэта в жизни общества. Поэт обращается здесь к нравственным и социальным проблемам, пытается найти смысл любви и, что самое главное, ищет ту духовную силу, которая могла бы прийти на смену исчерпавшей себя, по его мнению, религии.

Разумеется, суждения Маяковского по этим четырем вопросам, извечно занимавшим человека, во многом субъективны, с ними можно и не соглашаться, но, безусловно, заслугой поэта является то, что, провозглашая четыре «долой», он не ограничивается только отрицанием, а пытается найти какие-то пути решения этих вопросов.