2. Семья Цветаевых как союз творческих индивидуальностей

Мнения современников и литературных критиков в оценке семейной атмосферы дома Цветаевых неоднозначны и противоречивы. Так современница Цветаевых А. Шумакова-Николаева заметила: “Лейтмотивом цветаевского дома было взаимное непонимание. Профессор Иван Владимирович Цветаев не понимал своей жены - Марии Александровны, как и она его. Он не понимал и своих детей, а они, в свою очередь, не понимали его. И между старшей дочерью Ивана Владимировича - Валерией, ее родным братом Андреем и сводными сестрами их Мариной и Асей царило такое же непонимание. А между тем все они были превосходными людьми…” Воспоминания о Марине Цветаевой: Сборник. - М.: Советский писатель, 1992. - с. 52.

А вот Валерия Цветаева так вспоминает о своей семье: “Сестер сближала с их матерью общая одаренность, мучительная тяга к чему-то, нарыв в горле и в радости. Нарыв, приводивший к поступкам исступленным, часть общая для них всех троих - субъективность восприятия (окраска звука и т.л.) и эгоцентризм, безотчетно переходивший порою в холодный цинизм, находивший для себя почву в сложившихся обстоятельствах.

Болезненные явления приписываю я наследственности из семьи Мейн, сестра старика Мейна была психически ненормальною.

Таким детям с ранних лет нужно было руководство, прежде всего богатое душевным теплом. Мария Александровна сама была человек порывистый, несдержанный. Отец поощрял в детях, поддерживал, не жалея средств, все, что могло повысить их культурный уровень: общее образование, знание языков, помощь репетиторов, гувернанток, занятия музыкой, путешествия, но личное повседневное руководство разве мог он взять на себя?” Воспоминания о М. Цветаевой: Сборник. - М.: Советский писатель, 1992. - 592 с. Сост Л.А. Мнукин, Л.М. Турчинский. - с. 15.

Гимназическая подруга Марины Цветаевой Софья Липеровская (урожденная Юркевич), педагог, автор ряда книг по русской литературе, в статье “Юные годы” вспоминает: “Я была у Марины в Трехпрудном переулке. Познакомилась с её семьей - с отцом, сестрой Асей и с братом Андреем.

Весь уклад жизни семьи Марины был для меня необычен: разобщенность членов семьи, своеволие каждого, разница характеров, взглядов, поведения, нежелание считаться с другими и какая-то потаенность, нервозность - все противоречило отношениям в моей семье” там же. - с. 34..

Сама Марина Цветаева, отвечая однажды на вопрос о своей культурной “генеалогии”, сказала, что её, Марину, надо искать не “в русле культуры”, то есть, не там, где река течет по поверхности, прорыв себе ставшее привычным русло, а, говорила она, “ищите меня дольше и раньше” Письмо к Ю.П. Иваску от 4 апр. 1933 г. - Русский лит. архив. Нью-Йорк, 1956, с. 220..

Семья Цветаевых была высококультурной, с богатыми семейными традициями. Писатель Миндлин Эмилий Львович писал о Марине Ивановне: “… Её семья - это семья москвичей высокой культуры… Семья Цветаевых была тесно связана с виднейшими людьми русской литературы, философии и науки”. Миндлин Э.Л. Необыкновенные собеседники. Лит. воспоминания. М., 1979. - с. 121. Все благоприятствовало быстрому и гармоничному развитию детского ума, способностей, дарований. В “Вечернем альбоме”, первой своей книги, Марина Цветаева назвала собственное детство “сказкой”.

Литературный критик А. Павловский следующим образом определили процесс становления Марины Цветаевой в семье как личности: “Характер Цветаевой формировался в семье, где многое способствовало - вопреки желаниям взрослых и даже незаметно для них - трагизму её мироощущения. Впечатлительная и ранимая детская натура, в которой уже пробуждалась удесятеренная поэтическим даром художественная восприимчивость, болезненно откликалась на самые малозаметные токи, шедшие к ней от ближайшего и единственного тогда окружения - от семьи, от дома” Павловский А. Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой: Монография. - Л.: Сов. писатель, 1989. - с. 32..

Если вспомнить жизнь других гениев - наших соотечественников, можно проследить определенную закономерность. Детство Пушкина с равнодушной к нему матерью (и его мать больше любила младшего, Льва), с бесконечно-легкомысленным отцом, с ранним отлучением от домашнего очага… Детство Лермонтова, воистину трагичное: смерть юной матери, когда ребенку не было и трех лет; тяжелые распри близких ему после матери людней - отца и бабушки; разлука с любимым отцом… Детство Блока - с семьей деда, с неугасимой любовью матери к оставленному (из-за его невыносимо тяжелого характера) мужу, с драматическими попытками восстановить семью… Детство Чехова - маленького каторжника, с отроческих лет взявшего на себя материнские заботы обо всей семье…

Несомненно то, что детство Марины не было безоблачным. А отрочество стало и вовсе тяжким: мать заболела неизлечимым в то время туберкулезом. И первая поездка за границу, в Италию (1902 г.), к бездонному синему небу и безграничному синему морю, была отнюдь не романтическим вояжем: мать ехала лечиться и брала с собой детей.

Поэтому закономерной выглядит запись Цветаевой: “Детство - пора слепой правды, юношество - зрячей ошибки, иллюзии. По юности никого не суди. История моих правд - вот детство. История моих ошибок - вот юношество” Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы / Сост., коммент., послесл. Л.А. Беловой. - М.: Профиздат, 1996. - с. 412-416..

Литературный критик Марк Сломин (1894-1976 гг.) вспоминает: “Цветаева романтиком родилась, романтизм её был природным, и она его громко утверждала: из-за этого многие обвиняли её чуть ли не в актерстве и выверте - но те, кто хорошо знал её, отчетливо видели всю естественность её порывов, её бунта и всего, что неправильно именовали её “неистовством” Воспоминания о М. Цветаевой: Сборник. - М.: Советский писатель, 1992. - с. 52..

Цветаева сама себя правильно определила:

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший сер,

Где вдохновенье хранят, как в термосе,

С этой безмерностью в мире мер.

Апрель, 1925 г.

Такой ее создал Бог, и такой она себя видела и принимала.