М. И. Цветаева

Исповедальная лирика Марины Цветаевой

Мои стихи — дневник.

М. Цветаева

Замечательный русский поэт Марина Цветаева однажды сказала: "Я не верю стихам, которые — льются. Рвутся — да!" И доказывала это на протяжении всей жизни собствен­ными — рвущимися из сердца — строками. Это были удиви­тельно живые стихи о пережитом, не просто о выстраданном — о потрясшем. И в них всегда было и есть дыхание. В самом прямом смысле: слышно, как человек дышит. Все стихи Цветаевой имеют источник, имя которому — душа поэта.

Если душародиласъ крылатой — Что ей хоромы — и что ей хаты/

Даже в самых первых, наивных, но уже талантливых сти­хах проявилось лучшее качество Цветаевой как поэта — тож­дество между личностью, жизнью и словом. Вот почему мы говорим, что вся поэзия ее — исповедь!

В октябре 1910 года Цветаева, еще ученица гимназии, на собственные деньги издает свой первый сборник стихов "Ве­черний альбом". Первая книга - дневник очень наблюда­тельного и одаренного ребенка: ничего не выдумано, ничего не приукрашено — все прожито ею:

Ах, этот мир и счастье быть на свете Еще невзрослый передаст ли стих?

Уже в первой книге есть предельная искренность, ясно выраженная индивидуальность, даже нота трагизма среди наи­вных и светлых стихов:

Ты дал мне детство — лучше сказки И дай мне смерть — в семнадцать лет —

620

На такие "детские стихир откликнулись настоящие мас­тера. М. Волошин писал, что эти стихи "нужно читать под­ряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна". Об интимности, исповедальности стихов Марины Цветаевой писал в 1910 году и В. Брюсов: "Когда читаешь ее книги, минутами становится неловко, словно заглянул нескром­но через полузакрытое окно в чужую квартиру... Появляются уже не поэтические создания, но просто страницы чужого днев­ника".

Первые стихи — это обращение к матери, разговор с сест­рой Асей, с подругами, признание в любви, поклонение Напо­леону, размышления о смерти, любви, жизни. Это все, чем полна девочка в начале жизни, в светлых надеждах, в роман­тических мечтах:

Храни, Господь, твой голос звонкий И мудрый ум в 16 лет!

Своего возлюбленного и мужа Марина Цветаева звала в стихах "царевичем", "чародеем", и сила ее любви не была тай­ной для читателя. Цветаева не могла любить, не восхищаясь, не преклоняясь:

В его лице я рыцарству верна.

Всем вам, кто жил и умирал без страху, —

Такие — в роковые времена —

Слагают стансы — и идут на плаху.

В 1912 году появляется вторая книга Цветаевой — "Вол­шебный фонарь", а затем в 1913 году — избранное "Из двух книг", куда вошли лучшие стихотворения начинающей по­этессы. Темы и образы этих книг объединяет "детскость" — условная ориентация на романтическое видение мира глаза­ми ребенка; детская влюбленность, непосредственность, любо­вание жизнью. Поэтический язык этих сборников универса­лен и включает традиционный набор символов литературы первого десятилетия XX в. Способность "закреплять теку­щий миг" и автобиографичность стихотворений придают им дневниковую направленность. В предисловии к сборнику "Из

621

двух книг" Цветаева уже открыто говорит о дневниковости: "Все это было. Мои стихи — дневник, моя поэзия — поэзия собственных имен".

Поиск своего нового поэтического "я" отражается в по­эзии Цветаевой 1913—1915 годов, объединенной в сборнике "Юношеские стихотворения" (он не опубликован). Сохраняя дневниковую последовательность, ее творчество "переходит" от условности к вполне жизненной откровенности; особое значение приобретают всевозможные подробности, детали быта. В произведениях тех лет она стремится воплотить то, о чем говорила еще в предисловии к избранному "Из двух книг": "Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест — и форму руки, его кинувшей; не только вздох — и вырез губ, с кото­рых он, легкий, слетел. Не презирайте внешнего!.." Поиск нового отразился и на общей организации ее стихов. Она широко использует логическое ударение, переносы, паузы не только для усиления экспрессивности стиха, но и для семан­тического контраста, для создания особого интонационного жеста.

События первой мировой войны вносят новый пафос в русскую поэзию, и в лирике Цветаевой тоже намечается но­вый этап. Предреволюционные годы в ее творчестве отмечены появлением русских фольклорных мотивов, использованием традиций городского "жестокого" романса, частушек, закля­тий. В стихотворениях 1916 года, впоследствии вошедших в "Версты", обретают жизнь такие исконно цветаевские темы, как Россия, поэзия, любовь.

В этот период дочь Цветаевой Аля стала для матери гор­достью, ожиданием чего-то из ряда вон выходящего:

Все будет тебе покорно, И все при тебе — стихи. Ты будешь, как я - бесспорно -И лучше писать стихи...

Ариадна Эфрон и вправду родилась замечательно талант­ливым человеком и смогла бы реализовать свои огромные способности, если бы не трудная ее судьба — сталинские ла­геря, поселение.

622

Далекая от политики, Марина Цветаева в своей "дневни­ковой" поэзии показала и отношение к революции, стала даже пророчицей:

Свершается страшная спевка, — Обедня еще впереди! Свобода! — Гулящая девка На шалой солдатской груди!

Стихи, написанные в 1917—1920годах, вошли в сборник "Лебединый стан". Оказалось, что не только о чувствах ин­тимных может писать Цветаева: церковная Россия, Москва, юнкера, убитые в Нижнем, Корнилов, белогвардейцы ("белые звезды", "белые праведники") — вот образы этого сборника. Революция и гражданская война с болью прошли сквозь сер­дце Цветаевой, и пришло понимание, как прозрение: больно всем — и белым, и красным!

Белый был — красным стал: Кровь обагрила. Красным был — белым стал: Смерть победила.

Когда прежняя, привычная и понятная жизнь была уже разрушена, когда Цветаева осталась с дочерью, должна была выживать, стихи ее особенно стали похожи на странички дневника. Она начинает одно стихотворение словами: "Ты хочешь знать, как дни проходят?" И стихи рассказывают об этих днях — "Чердачный дворец мой...", "Высоко мое окон­це...", "Сижу без света и без хлеба...", "О, скромный мой

KpOBl"

И самое страшное — смерть от голода двухлетней дочери Ирины — тоже в стихах. Это исповедь матери, которая не смогла спасти двух дочерей и спасла одну!

Дверуки — ласкать, разглаживать Нежные головки пышные. Две руки — и вот одна из них За ночь оказалась лишняя.

623

По стихам М. Цветаевой можно безошибочно составить ее биографию.

И отъезд из России в 1922 году, и горькие годы эмиграции, и столь же горькое возвращение (дочь, муж, сестра арестова­ны, встречи с ними уже не будет никогда). Экспрессивность и философская глубина, психологизм и мифотворчество, траге­дия разлуки и острота одиночества становятся отличитель­ными чертами поэзии Цветаевой этих лет. Большинство из созданного так и осталось неопубликованным. Последний при­жизненный авторский сборник Цветаевой "После России" вышел в Париже весной 1928 года. В него вошли почти все стихотворения, написанные с лета 1922 по 1925 год. Эта книга, хронологически продолжающая "Ремесло" (апрель 1921 — апрель 1922), по праву считается вершиной лирики по­этессы.

В 1939 году вслед за мужем и дочерью Цветаева с сыном возвратилась на родину. Начавшаяся война, эвакуация за­бросили ее в Елабугу, где 31 августа 1941 года она покончила с собой. И, конечно, все в дневнике: "Мне — совестно, что я еще жива", в записке сыну: "Прости меня, но дальше было бы хуже" и в стихах:

Пора гасить фонарь Наддверный...

Так заканчивается "дневник" Цветаевой, ее повесть о се­бе — ее стихи. Она знала, в чем ее беда — в том, что для нее "нет ни одной внешней вещи, все - в сердце и судьбе".

Она так щедро расточала себя, но от этого становилась только богаче — как источник: чем больше черпаешь из него, тем больше он наполняется. Цветаева нашла точную и мудрую формулу: "Равенство дара души и слова - вот поэт". Ее собственный талант полностью соответствовал этой фор­муле. "Живу, созерцая свою жизнь, всю жизнь — у меня нет возраста и нет лица. Может быть, я - сама жизнь". Цветае­ва права, ставя знак равенства между поэтом и жизнью. Вся сила таланта пошла у нее на то, чтобы выразить эту полноту жизни.

В поэзии виден весь человек. Он весь просвечивается

624

насквозь. Нельзя скрыть ни волнение, ни пустоту, ни по­шлость, ни равнодушие. Марина Цветаева писала все без утайки, молитвенно, навынос. Ее слово — это ее жест, голос, мысль, явь и сон, сердцебиение. Но даже этого всего недо­статочно для характеристики ее манеры, стиля, лично­сти. Скорее так: Цветаева произносит монолог длиной в лирический том, длиной в целую жизнь. Лирика, эпос, драма, статья, перевод, письмо — все это, вместе взятое, дневник жадной к жизни, чуткой, чувствительной, гордой души.

Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба

дочь! С полным передником роз! —

Ни ростка не нарушила! Нежной.рукой отведя нецелованный крест, В щедрое небо рванусь за последним приветом. Прорезь зари — и ответной улыбки прорез... Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Любовь и Россия в жизни и творчестве Марины Цветаевой

Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!) Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед.

М. Цветаева

...Я обращаюсь с требованьем веры И с просьб ой о любви...

М. Цветаева

Русская поэзия — наше великое духовное достояние, наша национальная гордость. Но многих поэтов и писате-

625

лей забыли, их не печатали, о них не говорили. В связи с большими переменами в последнее время в нашем обществе многие несправедливо забытые имена стали к нам возвра­щаться, их стихи и произведения стали печатать. Это такие замечательные русские поэты как Анна Ахматова, Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Марина Цветаева. Чтобы уз­нать этих людей и понять то, почему их имена были на время забыты, надо вместе с ними прожить жизнь, по­смотреть на нее их глазами, понять ее их сердцем. Из этой великолепной плеяды мне ближе и дороже всех М. И. Цветаева.

Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. Если влияние отца, Ивана Владимировича, универ­ситетского профессора и создателя одного из лучших москов­ских музеев (ныне Музей изобразительных искусств), до поры до времени оставалось скрытым, подспудным, то мать, Мария Александровна, страстно и бурно занималась воспитанием де­тей до самой своей ранней смерти. "После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом", — вспоминала дочь.

Характер у Марины Цветаевой был трудный, неровный, неустойчивый. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в моло­дости, говорит: "Марина Цветаева совмещала в себе старо­модную учтивость и бунтарство, пиетет перед гармонией и любовь к душевному косноязычию, предельную гордость и предельную простоту. Ее жизнь была клубком прозрений и ошибок".

Жила она сложно и трудно, не знала и не искала ни по­коя, ни благоденствия, всегда была в полной неустроенности, искренне утверждала, что "чувство собственности" у нее "ограничивается детьми и тетрадями". Жизнью Марины Цве­таевой с детства и до кончины правило воображение. Воображение, взросшее на книгах.

Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Яродиласъ.

Детство, юность и молодость Марины Ивановны прошли в

626

Москве и в тихой подмосковной Тарусе, отчасти за границей. Училась она много, но, по семейным обстоятельствам, доволь­но бессистемно.

Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и по-французски, по-немецки), печататься — с ше­стнадцати. Появились первые наивные стихи, а затем — днев­ники и письма.

В 1910 году она выпускает довольно объемный сборник "Вечерний альбом". Его заметили и одобрили такие влия­тельные и взыскательные критики, как В. Брюсов, Н. Гуми­лев, М. Волошин.

Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подку­пали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. На этом сошлись все рецензенты. Строгий Брюсов особенно похвалил ее за то, что она безбояз­ненно вводит в поэзию "повседневность", "непосредственные черты жизни".

В этом альбоме Цветаева облекает свои переживания в лирические стихотворения о несостоявшейся любви, о невозвратности минувшего и о верности любящей:

Ты все мне поведал — так рано! Я все разглядела — так поздно! В сердцах наших вечная рана, В глазах молчаливый вопрос...

Темнеет... Захлопнули ставни, Над всем приближение ночи... Люблю тебя, призрачно-давний, Тебя одного - и навек!

В ее стихах появляется лирическая героиня — молодая девушка, мечтающая о любви. "Вечерний альбом" - это скрытое посвящение. Перед каждым разделом — эпиграф, а то и два: из Ростана и Библии. Некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь - безудержная и страстная "Молитва", написанная поэтессой в день семнад­цатилетия, 26 сентября 1909 года:

Христос и Бог! Я жажду чуда

627

Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго: "Терпи, еще не кончен срок". Ты сам мне подал — слишком много! Я жажду сразу - всех дорог!

Люблю и крест, и шелк, и каски,

Моя душа мгновений след...

Ты дал мне детство — лучше сказки

И дай мне смерть — в семнадцать лет!

Нет, она вовсе не хотела умереть в тот момент, ког­да писала эти строки; они — лишь поэтический прием. Марина Цветаева была очень жизнестойким челове­ком ("Меня хватит еще на 150 миллионов жизней!"). В стихотворении "Молитва" звучит скрытое обещание жить и творить: "Я жажду... всех дорог!" Они появятся во множестве - разнообразные дороги цветаевского творче­ства.

В стихах "Вечернего альбома" рядом с попытками выразить детские впечатления и воспоминания соседствовала недет­ская сила, которая пробивала себе путь сквозь оболочку днев­ника московской гимназистки. В стихотворении "В Люксембургском саду", с грустью наблюдая играющих детей и их счастливых матерей, она завидует им: "Весь мир у тебя", а в конце заявляет:

Я женщин люблю, что в бою не робели, Умевших и шпагу держать, и копье, -Но знаю, что только в плену колыбели Обычное — женское — счастье мое!

В "Вечернем альбоме" Цветаева много сказала о себе, о своих чувствах к дорогим ее сердцу людям, в первую очередь,

628

к маме и сестре. Завершается он стихотворением "Еще мо­литва", где цветаевская героиня молит создателя послать ей простую земную любовь.

В лучших стихотворениях первой книги уже угадываются интонации главного конфликта ее любовной поэзии: конф­ликта между "землей" и "небом", между страстью и идеаль­ной любовью, между сиюминутным и вечным, конфликта быта и бытия.

Вслед за "Вечерним альбомом" появилось еще два стихотворных сборника Цветаевой: "Волшебный фонарь" (1912 г.) и "Из двух книг" (1913 г.) — оба под маркой издательства "Оле-Лукойе", домашнего предприятия Сергея Эфрона, друга юности Цветаевой, за которого в 1912 году она выйдет замуж. В это время Цветаева — "великолепная и победоносная" — жила уже очень напряженной душевной жизнью.

К тому времени Цветаева уже хорошо знала себе цену как поэту: "В своих стихах я уверена непоколебимо", — записала она в своем дневнике в 1914 году.

Жизнелюбие поэтессы воплощалось прежде всего в любви к России и к русской речи. Цветаева очень любила город, в котором родилась; Москве она посвятила много

стихов:

Над городом, отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной, отвергнутой тобой. Царю Петру, и вам, о царь, хвала! , Но выше вас, цари: колокола.

Пока они гремят из синевы — Неоспоримо первенство Москвы.

— И целых сорок сороков церквей Смеются над гордынею царей!

629

Сначала была Москва, родившаяся под пером юного поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий "волшеб­ный" дом в Трехпрудном переулке:

Высыхали в небе изумрудном

Капли звезд и пели петухи.

Это было в доме старом, доме чудном...

Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном,

Превратившийся теперь в стихи.

Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Мы знаем, что рядом с домом стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта на всю жизнь:

Этот тополь! Под ним ютятся Наши детские вечера. Этот тополь среди акаций, Цвета пепла и серебра...

Позднее в поэзии Цветаевой появится герой, который пройдет сквозь годы ее творчества, изменяясь во второстепенном и оставаясь неизменным в главном: в своей слабости, нежности, зыбкости в чувствах. Лирическая героиня наделяется чертами кроткой богомольной женщины:

Пойду и встану в церкви И помолюсь угодникам О лебеде молоденьком.

В первые дни 1917 года в тетради Цветаевой появляются стихи, в которых слышатся перепевы старых мотивов, говорится о последнем часе нераскаявшейся, истомленной страстями лирической героини, в некоторых воспевается радость земного бытия и любви:

Мировое началось во мне кочевье: Это бродят по ночной земле — деревья, Это бродят золотым вином — грозди, Это странствуют из дома в дом — звезды,

630

Это реки начинают путь — вспять!

И мне хочется к тебе на грудь — спать.

Многие из своих стихов Цветаева посвящает поэ­там-современникам: Ахматовой, Блоку, Маяковскому, Эфрону.

...В певучем граде моем купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий...

И я дарю тебе свой колокольный град, Ахматова!

И сердце свое в придачу.

Но все они были для нее лишь собратьями по перу. Творчество одного только Блока восприняла Цветаева как высоту недосягаемую, поистине поднебесную:

Зверю — берлога, Страннику — дорога, Мертвому — дроги. Каждому свое. Женщине — лукавить, Царю — править, Мне славить Имя твое.

Марина Цветаева пишет не только стихи, но и прозу. Проза Цветаевой тесно связана с ее поэзией. В ней, как и в стихах, важен был не только смысл, но и звучание, ритмика, гармония частей. Она писала: "Проза поэта — другая работа, чем проза прозаика, в ней единица усилия — не фраза, а слово, и даже часто — мое".

В отличие от поэтических произведений, где она искала ем.кость и локальность выражения, в прозе любила распространить, пояснить мысль, повторить ее на разные лады, дать слово в его синонимах.

Проза Цветаевой создает впечатление большой масштаб­ности, весомости, значительности. Мелочи как таковые у Цве­таевой просто перестают существовать, люди, события, факты

631

— всегда объемны. Цветаева обладала даром точно и метко рассказать о своем времени.

Вскоре свершилась Октябрьская революция, которую Марина Цветаева не приняла и не поняла. Казалось бы, именно она с бунтарской натурой своего человеческого и поэтическо­го характера могла обрести в революции источник творческого воодушевления. Пусть она не сумела бы понять правильно революцию, ее цели и задачи, но она должна была ощутить ее как могучую и безграничную стихию.

В литературном мире Цветаева по-прежнему держалась особняком. В мае 1922 года со своей дочерью она уезжает за границу.

В первые годы эмиграции Цветаева активно участвует в русской культурной жизни. Но год от года по разным причи­нам оказывается все в большей изоляции. Новаторство ее поэзии не получило должной оценки эмигрантской критики. Более охотно издатели брали ее прозу. Цветаева публикует небольшие рассказы (как на русском, так и на французском языке), воспоминания о поэтах-современниках (Волошине, Брюсове, Бальмонте, Кузмине, Маяковском, Пастернаке), лите­ратурно-критические статьи.

Решительно отказавшись от своих былых иллюзий, она ничего уже не оплакивала и не предавалась никаким умили­тельным воспоминаниям о том, что ушло в прошлое. В ее стихах зазвучали совсем иные ноты:

Берегитесь могил: Голодней блудниц! Мертвый был и сенил: Берегитесь гробниц! От вчерашних правд В доме смрад и хлам. Даже самый прах Подари ветрам!

Вокруг Цветаевой все теснее смыкалась глухая сте­на одиночества. Ей некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. В таких лишениях, в такой изоляции она героически работала как поэт, работала не покладая рук.

632

Самое ценное, самое несомненное в зрелом творчестве Цве­таевой — ее неугасимая ненависть к "бархотной сытости" и всякой пошлости. В ее дальнейшем творчестве все более крепнут сатирические ноты. В то же время в Цветаевой все более растет и укрепляется живой интерес к тому, что происходит на покинутой Родине. "Родина не есть услов­ность территории, а принадлежность памяти и крови, — писа­ла она. — Не быть в России, забыть Россию — может боять­ся только тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри — тот теряет ее лишь вместе с жизнью". С течением времени понятие "Родина" для нее наполняется новым содержанием. Поэтесса начинает понимать размах русской революции ("ла­вина из лавин"), она начинает чутко прислушиваться к "но­вому звучанию воздуха".

Тоска по России проявляется в таких лирических стихотворениях как "Рассвет на рельсах", "Лучина", "Рус­ской ржи от меня поклон...", "О неподатливый язык...", сплетается с думой о новой Родине, которую она еще не видела и не знает, — о Советском Союзе, о его жизни, культуре и поэзии.

К 30-м годам Марина Цветаева совершенно ясно осоз­нала рубеж, отделивший ее от белой эмиграции. Важное значение для понимания позиции Цветаевой, которую она заняла к 30-м годам, имеет цикл стихов к сыну. Здесь она говорит о Советском Союзе, как о новом мире новых людей, как о стране совершенно особого склада и особой судь­бы, неудержимо рвущейся вперед — в будущее и в само мироздание — "на Марс".

Ни к городу и ни к селу — Езжай, мой сын, в свою страну,— В край — всем краям наоборот! Куда назад идти — вперед Идти, особенно — тебе, Руси не видывавшее.

Нести в трясущихся горстях: "Русь— этот прах, чти этот прах!"

633

От неиспытанных утрат -Иди - куда глаза глядят!

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой - вперед -

В свой край, в свой век, в свой час — от нас —

В Россию - вам, в Россию - масс,

В наш-час - страну! в сейчас - страну!

В на-Марс - страну! в без-нас страну/

Русь для Цветаевой - достояние предков, Россия - не более как горестное воспоминание "отцов", которые потеряли родину, и у которых нет надежды обрести ее вновь, а "детям" остается один путь — домой, на единственную родину, в СССР. Столь же твердо Цветаева смотрела и на свое будущее.

Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева надисала в эмиграции, - цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехослова­кии, которую она нежно и преданно любила. Это поистине "плач гнева и любви", Цветаева теряла уже надежду — спаси­тельную веру в жизнь. Эти стихи ее — как крик живой, но истерзанной души:

О, черная гора, Затмившая весь свет! • Пора — пора — пора Творцу вернуть билет.

Отказываюсь — быть В бедламе — нелюдей, Отказываюсь — жить С волками площадей.

На этой ноте отчаяния оборвалось творчество Цветаевой, Дальше осталось просто человеческое существование. И то­го - в обрез.

634

В 1939 году Цветаева возвращается на родину. Тяжело ей дались эти семнадцать лет на чужбине. Она мечтала вернуться в Россию "желанным и жданным гостем". Но так не получи­лось. Муж и дочь подверглись необоснованным репрессиям. Цветаева поселилась в Москве, готовила сборник стихотворений. Но тут грянула война. Превратности эвакуа­ции забросили Цветаеву сначала в Чистополь, а затем в Ела-бугу. Тут-то ее и настигло одиночество, о котором она с та­ким глубоким чувством сказала в своих стихах. Измучен­ная, потерявшая веру, 31 августа 1941 года Марина Иванов­на Цветаева покончила жизнь самоубийством. Могила ее затерялась. Долго пришлось ожидать и исполнения ее юно­шеского пророчества, что ее стихам, "как драгоценным винам, настанет свой черед".

Марину Цветаеву-поэта не спутаешь ни с кем другим. Ее стихи можно безошибочно узнать — по особому рас­певу, неповторимым ритмам, по общей интонации. С юно­шеских лет уже начало сказываться стремление к афористической четкости и завершенности. Марина Цвета­ева хотела быть разнообразной, она искала в поэзии различные пути.

Марина Цветаева — большой поэт, и вклад ее в культуру русского стиха XX века значителен. Среди созданного Цвета­евой кроме лирики — семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, историко-литературная и философско-критическая проза.

"Цветаева — звезда первой величины. Кощунство кощунств — относиться к звезде как к источнику света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звезды — это всколыхаю-щая духовный мир человека тревога, импульс и очищение раздумий о бесконечности, которая нам непостижима..." — так отозвался о творчестве Цветаевой поэт Латвии О. Вицие-тис. Мне кажется, что время увидело Марину Цветаеву, при­знало ее нужной и позвало. Она пришла уверенно, ее позвал ее час, ее настоящий час.

♦ <f ^

635

М. А. БУЛГАКОВ