Народ и труд

С детства нам внушали, что любовь к труду коренится в характере славянских народов, что народ уважает только тех, кто честно трудится, "в доте лица добывает хлеб на­сущный". Если бы учителя и воспитатели хотели убедить в этом детей, им нужно было бы запретить читать сказки. Давайте вспомним любимых сказочных героев. Вот Емеля-

862

дурак, который оказывается самым умным и женится на царевне. Как он этого добился? Учился, работал, завоевал положения в обществе? Нет, он лежал на печи, не обременяя себя работой. А когда поймал щуку, не ума попросил се­бе, а ведра отправил своим ходом домой — чтобы не таскать тяжести. И очень радовался, что с печки вставать не нужно — сама едет, куда надо, а Емеля на лежанке бока греет.

А народное представление о рае? Это страна с молочными реками и кисельными берегами, мир абсолютного безделья, блаженной лени.

Перейдем от детских сказок к народным героям, к тем, которые вызывают восхищение и зависть. Это удачливые куп­цы, обманом зашибавшие деньгу; везучие мужики, нашедшие клад; люди, вошедшие в милость к царю или барину, одаряе­мые несметными богатствами; казаки, возвращающиеся до­мой с богатой добычей...

Со времен Киевской Руси сложилось легкое и презритель­ное отношение к людям, берегущим копейку, методичным и упорным трудом зарабатывающим положение и богатство, к тем, кто хочет чести "по уму", а не "по роду и чину". Чтобы не быть несправедливыми, вспомним поляков: с каким чван­ством далее слуги смотрели на почтенных шляхтичей, соби­рающих "зярко до зярка, талярок до талярка". А от людей богатых всегда ждали определенного типа поведения: мотов­ства бешеного, своеволия запредельного. Барин должен быть самодуром. Царю никто не указ, его царская воля: хочет — казнит, хочет — милует.

Нужно хорошо изучить историю, чтобы понять, почему у народа, которому ничего не давалось легко, дети которого ни­когда не рождались с золотой ложкой во рту, сложилось столь странное отношение к труду. Школьная программа не помо­гает понять эту причуду. Можно предположить, что на Руси состояние редко было приобретенным, заработанным, чаще всего — пожалованным, случайным. У нас никогда не было таких городов, как в Европе — центров ремесел с сильными союзами мастеров и торговцев. Там развивалась индивиду­альность, там гордились своим умением и знаниями, там почетными были рукоделия, ремесло и ученость. А наши мно-

863

гострадальные страны долго знали только три категории граж­дан: рабы, хозяева и солдаты. Причем все причудливо пере­мешивалось. Рабы имели собственность (землю), хозяева были почти бесправны — могли в любой момент потерять и состо­яние и свободу (ведь дворян избавил только указ Екатери­ны II от телесных наказаний, и то ненадолго). А солдаты, оторванные на всю жизнь и от семьи, и от труда, преврати­лись в выморочное сословие.

Новая история только ухудшила положение. Труд на го­сударство превратился в молчаливый договор: "Мы делаем вид, что работаем, а оно делает вид, что платит". Смена строя похоронила последнюю надежду на то, что можно заработать хотя бы на стабильную жизнь.

Может ли измениться отношение нашего народа к труду? Да, если труд станет основой достойной, обеспеченной жизни, если богатыми будут не самые бесчестные, а самые тру­долюбивые и умные. Или снова вернется старое русское употребление слова "специалист": когда-то так называли воров...