logo
2012-05-21_-_Lazareva_Dipl_-_SBORKA

Глава 2. Основные темы творчества м. И. Цветаевой

Вся цветаевская поэзия рождается из музыки, которая у нее преобразуется в слово. В стихах Марины Цветаевой все о ней и ее времени. Надо только уметь их читать, то есть прочувствовать и угадать их код, их смысловое и музыкальное начало. Тогда не только образ и слово, но даже и интонация, изгиб фразы, пауза в ритме строки расскажут об авторе самое главное.

Тематика стихов ее действительно разнообразна. Они говорят о странностях любви, о сказочном детстве; о домиках старой Москвы, ее колоколах и храмах; о русской ржи и русском мужике. Они говорят о тоске по родине, о чужбине, о словах и мыслях, о быте и бытие, о верном друге — письменном столе.

В стихах Цветаевой часто мелькают слова Бог, небо, море, жизнь, смерть, душа, вдохновение. Эти слова перекликаются в стихах о родине, любви, поэте и объединяются в одно слово, что называется — жизнью. Жизнью многозначительной и страстной, жаждущей «всех дорог». Ею движет стремление «все понять и за всех пережить!» В одном из ранних стихотворений — «Молитва» — наиболее полно раскрывается обаяние этой личности, стремящейся к активному действию. Цветаева создает образ героини, для которой «жить — значит «идти», «страдать», «мчаться в бой», «вести», все извещать, все испытать.

Стихийная сила ее натуры столь велика, что она готова бросить вызов всему миру:

Под свист глупца и мещанина смех —

Одна из всех — за всех — противу всех! —

Стою… [Цветаева, 1990, с. 110]

Так напишет Цветаева в стихотворении 1921 года Роландов рог». Подобный выбор требует немалой решимости и мужества. В этом случае одиночество видится неизбежным, хотя надежда на чей-то отклик никогда не исчезает. Автор убежден:

И сей пожар в груди залог,

Что некий Карл тебя услышит, рог!

[Цветаева, 1990, с. 111]

Этот «пожар в груди», «небесный пожар» с самого начала отличал цветаевскую героиню. Она не боится «тратиться», она не намерена и не в силах скрывать или гасить свои чувства. Ее любовь всеобъемлюща.

Любовь для Цветаевой и ее героини — та самая «единственная новость, которая всегда нова».

Чувствуется, что Цветаевой как бы тесно в границах лирического стихотворения. Свою заветную идею — о том, что любовь — это всегда и непременно — вначале громада, глыба, лавина страстей, обрушивающихся на человека, а потом — расставание, разрыв, — Цветаева воплотила в «Поэме Горы» и «Поэме Конца».

«…Лирическая героиня Цветаевой, самоотверженная в любви, равно готовая испить чашу ее сладости и горечи, равно готовая к празднеству любви и страданию. Стихи Цветаевой о любви исполнены такой силы переживания, такой всеохватывающей страсти, какие можно встретить разве лишь в народных песнях. В них эхом отзывается женская судьба — судьба возлюбленной и покинутой, судьба возлюбленной и покинутой, судьба повелительницы и страдалицы» [Цветаева, 1990, с. 14].

Помимо темы любви, занимающей большое место в творчестве М. Цветаевой, нельзя не выделить тему России:

Пригвождена к позорному столбу

Славянской совести старинной,

С змеею в сердце и клеймом на лбу,

Я утверждаю, что — невинна. («Пригвождена. . «.)

Не эти ли строки говорят о тоске по родной земле, человеке, всегда думающем о России.

А какого было Цветаевой на чужбине, читаем из следующей записи: «Франция, 1938-й, за три года до гибели. «У стойки кафе, глядя на красующегося бель-омма — хозяина <…> — я внезапно осознала, что я всю жизнь прожила за границей чужой жизни — зрителем: любопытствующим (не очень!), сочувствующим и уступчивым — и никогда не принятым в чужую жизнь — что я ничего не чувствую, как они, и они — ничего — как я — и, что главнее чувств — у нас были абсолютно — разные двигатели, что то, что для них является двигателем — для меня просто не существует — и наоборот (и какое наоборот!» [Кудрова, 1999, с. 217].

«Тоска по родине» прозвучит во многих произведениях, написанных Цветаевой в эмиграции:

Я здесь одна. К стволу каштана / Прильнуть так сладко голове! / И в сердце плачет стих Ростана / Как там, в покинутой Москве.  / Париж в ночи мне чужд и жалок,  / Дороже сердцу прежний бред! / Иду домой, там грусть фиалок / И чей-то ласковый портрет. («В Париже») / Труд поэта всегда рассматривается Цветаевой как служение, исполненное величайшего смысла, озарение божественным огнем:

Легкий огонь, над кудрями пляшущий, —

Дуновение — вдохновения! [Цветаева, 1990, с. 88]

«Творчество и любовность несовместимы. Живешь или там, или здесь. Я слишком вовлекаюсь… Мечта «довоплотиться» — страх хаоса. Ей кажется, что слишком земная любовь оказывается «игралищем каких-то слепых демонов». И что ей не в радость. Ибо у нее всегда есть надежный оплот — почва под ногами — опора, и она скорее готова потерять любовь, чем этот оплот: свой верный письменный стол. . «. [Кудрова, 1999, с. 211] — Цитируем Кудрову.

Не тут ли кроется разгадка пронзительной высоты и страстной напряженности цветаевской лирики?

«Труженичество Цветаевой, ее литературная двужильность — от отца. Ежедневно, всю жизнь шла она к своему письменному столу, « — вспоминает Ариадна Сергеевна, «как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе...» [Павловский, 1989, с. 41]

Вот откуда ее стихи:

Благословляю ежедневный труд,  / Благословляю еженощный сон.  / Господню милость — и господен суд,  / Благой закон — и каменный закон.  / И пыльный пурпур свой, где столько дыр… / И пыльный посох, где все лучи! / Еще, господь, благословляю — мир / В чужом дому — хлеб в чужой печи. [Цветаева, 1990, с. 89] / Остановимся на главных темах творчества М. Цветаевой.