Заключение

Результаты проведенного исследования могут найти практическое применение на уроках литературы в старших классах, при написании студентами-филологами контрольных и курсовых работ, в культурно-просветительской деятельности.

«Нельзя после стихов Цветаевой не стать хоть немного острее, умнее, глубже; ее стихи иногда «бьют током»; апогей искусства ХХ века, в котором выразилось безмерное напряжение человеческой души». В личности Цветаевой всех, как правило, привлекает максимализм, бескомпромиссность, «сверхраспахнутость»; сила духа, честность, мужество; «несгибаемость при человеческой и женской хрупкости»; «прямодушие, отвага, благородство, страстность, честь»; «антимещанская сущность»; «подлинность в каждом слове»; «бесстрашие искренности и искренность бесстрашия»; «полнейшая откровенность, граничащая с расправой над собой»; «мудрое осознание недосягаемости цели но более и гоне отчаянное стремление к ней». [Саакянц, 1986, 349]

Вся ее личность выражена в стихах.

Многообразное, обладающее неотразимой силой ее творчество — на любые возрасты и вкусы. Кого-то разволнует ее тема любви, кто-то поразмыслит о России, кто-то увидит значение творчества в жизни Цветаевой, восхитится ее художественным языком.

Читатель, вошедший в поэтический мир Марины Цветаевой, не сможет оставаться спокойным, бесстрастным, она заставляет жить интенсивной внутренней жизнью: восторгаться, негодовать, спорить, любить, заряжает огромной энергией.

Истоки ее характера — в любви к родине, к России, к русской истории, к русскому слову.

В лирике Цветаевой и в ранние годы, а особенно в годы зрелости почти не нашлось места для предметов домашнего обихода. Преобладало воплощение разных состояний души, создание человеческих образов и образов пейзажных. А порой даже очерчивались историческая действительность. Ведь сама эпоха вывела Цветаеву из мира комнатных вещей и включила в жизнь большого мира и огромных событий. И все же, в конечном счете Цветаева всегда оставалась верной своему призыву: «Не презирайте «внешнего»!» Это сказалось в том, что ей была свойственна конкретность, подчеркнутая вещность, к чему она ни обращалась в своих стихах. Цветаева всегда сохраняла неразрывную связь между внешними чертами и сутью того, о чем было сказано в стихотворении или поэме. Порой конкретность «внешнего» принимала у Цветаевой даже исключительно резкие, гиперболические очертания — например, в тех же Читателях газет». А иногда в стихах Цветаевой все же возникли и прежние комнатные вещи, прошедшие через грозные испытания — особенно в цикле «Стол» (1933–1935). Но главное, что общим признаком поэзии Цветаевой всегда остается соотнесенность конкретных вещей, самых разных вещей, с реальностью душевного переживания, соотнесенность души и тела.

Марина Цветаева свою миссию выполнила сполна. И сама прекрасно это осознавала. Поэзия Цветаевой по духу своему — мятеж, пожар, ракета.

Гений Марины Цветаевой был многомерен и разнообразен. Кредо ее жизни и творчества — вечная неуспокоенность достигнутым, сомнения, поиск новых путей самовыражения. С одной стороны «поэтический мир Цветаевой романтически эгоцентричен», а с другой стороны — в ее творчестве четко прослеживается тема экзистенциональных категорий: тема Бога, жизни, смерти и бессмертия, тема любви и страдания, мотивы трагичности человеческого существования и одиночества, тема творчества и высокого предназначения Поэта. Вся эта тематика черпается зачастую «из хронологии и пространства», но в «подаче» извечных проблем всегда присутствует подчеркнутая субъективность мироощущения. При том, что основным предметом творчества Цветаевой была собственная душа, ее видение мира было сродни мифологическому сознанию. Причиной этого был синтез нескольких граней ее мировоспитания: понимание над исторического характера подоснов поэтического творчества; постоянное стремление выйти из реальной данности в иные миры; высокая оценка значимости своего «я».

Парадоксальность поэтической личности Цветаевой состоит в гармоничном сочетании дисциплинированного ума и чувственного слова. Поэтому ее художественный мир, при всей внешней хаотичности, всегда целен и един. Эта цельность предопределена тем, что все поэтические средства — гипертрофичность описываемых чувств, экспрессивность языка, подчеркнутая парадоксальность умозаключений — служат одной задаче: выразить «правду всего существа», какой бы она ни была; разрушить все косное, закаменелое, «неживое».

Рассматривая триединство личности, судьбы и поэзии, можно совершенно однозначно утверждать, что в явлении Цветаевой они абсолютно равнодушны и соподчинены. Все особенности творчества были обусловлены складом ее натуры. Трагизм мироощущения, мятежность, мотивы неприкаянности и одиночества пришли не из биографии. «Биография с ними только совпала, на них — эхом — откликнулась». [Бродский, 1991, с. 153]

Особенно близко и дорого в наследии Цветаевой то, что связывает поэта с родной землей, с традициями отечественной культуры и традициями народности, в чем так щедро проявилась могучая сила таланта и незаурядность характера.

В рабочей тетради Марины Цветаевой 1940–1941 годов было найдено это стихотворение — одно из тех, что она переводила. Строки другого автора оказались удивительно созвучны судьбе самой поэтессы. «Поступь вечности», действительно, становится все слышней для нас в творчестве Марины Цветаевой.

Вклад М. Цветаевой в русскую культуру огромен. Вслед за Маяковским она раскрыла новые возможности русского стихосложения, стала великим новатором формы, скрестив достижения классиков с элементами русского фольклора, «она пришла и потрясла древо поэзии дерзким, как подземные толчки, разрушительным ритмом». [Авакумова, 1992, с. 6]

В общей истории отечественной поэзии Марина Цветаева всегда будет занимать особое, достойное место. Подлинное новаторство ее поэтической речи было естественным воплощением в слове мятущегося, вечно ищущего истины, беспокойного духа.