Жизнеутверждающая романтика земных благ и наслаждений.

Видя в окружающей его действительности власть зла, Батюшков спрашивает: «Что же делать нам?» ( «К Филисе», 1804—1805). И отвечая на этот вопрос, он отвергает путь древнегреческого поэта Алкея, проповедовавшего гражданскую деятельность, политическую борьбу ( «Послание к Н. И. Гнедичу», 1805). Недовольный социальными обстоятельствами, Батюшков уходит в мир, созданный воображением. Он мечтает о личной независимости и свободе, о наслаждениях земными благами. Первые стихи Батюшкова, созданные под воздействием сентиментализма, в частности творчества Н. М. Карамзина, его предшественника М. Н. Муравьева, не чужды элегических мотивов. В «Элегии» он восклицает: «Как счастье медленно приходит, Как скоро прочь от нас летит!» Раннего Батюшкова роднит с сентиментализмом также идеализация жизни в уединении, в деревенской хижине на лоне природы ( «Сон могольца»). В «Послании к Хлое» поэт зовет любимую «в деревне поселиться», чтобы «под мирной кровлей… тишину… вкушать». В стихотворении «Совет друзьям» (1805) он просит: «Подайте мне свирель простую». Самой запоздалой его данью сентиментализму является «Надпись на гробе пастушки», опубликованная в 1810 году в журнале «Вестник Европы».

Но уже в первых своих стихах Батюшков не скрывает враждебности к нарочитой чувствительности сентименталистов, к проливаемым ими потокам слез. Явно полемизируя сними, осмеивая их, поэт пишет: «Плаксивин на слезах с ума у нас сошел», «Без-рифмин говорит о милых… о сердцах… Чувствительность души твердит в своих стихах; Но книг его — увы! — никто не покупает» ( «Послание к стихам моим»).

Культу чувствительности и морально-религиозным устремлениям Батюшков противопоставляет культ земных наслаждений. Это отчетливо видно в любом его произведении, например в стихотворении «Веселый час» (1810). Это лирический монолог, обращенный к друзьям и выражающий романтическое восприятие мира как дисгармоничного. Его герой знает, что в скоротечной жизни больше горести, нежели радости: «Ах! не долго веселиться И не веки в счастье жить!» Но именно поэтому он призывает своих друзей пренебречь противоречиями жизни, забыть ее горести, потопить их в радостях любви и дружбы. Прославление дружбы, любви, чувственных удовольствий, утверждение личности человека, не связанного, как у дворянских сентименталистов, консервативно-религиозными моральными догматами, совершенно свободного в проявлении своих духовных и физических возможностей, — таков основной смысл этого стихотворения. «Веселый час» — гимн земной жизни, обособленной от всех реальных противоречий, созданной мечтой поэта. В произведении несомненны некоторые отзвуки классицизма и сентиментализма. Встречаются слова высокого слога ( «устах», «внемлите», «почили»), усеченные прилагательные ( «полну», «мшисты», «вечну»), мифологизмы ( «Нимфы», «Вакх», «Эрато»). Влияние сентиментализма проявилось в употреблении слезливо-чувствительных выражений ( «Ах!», «Увы!», «Ужель», «горесть нашу», «но чьей слезой… не окропится») и такой вещной приметы, как свирель. Но в своей основе стихотворение «Веселый час» чуждо высокому гражданско-государственному пафосу классицизма и слезливой, жеманно-манерной чувствительности консервативного сентиментализма. Его стилевая доминанта романтическая. Жизнеутверждающая тональность этого стихотворения создается всей совокупностью словесно-изобразительных средств. Его эпитеты и сравнения задушевно-лиричны ( «музы ласковой», «други милые»), мажорны ( «светлого вина», «в одежде легкой, белой», «счастливы дни», «луга веселые»), возвышенно-изящны ( «с златыми чашами», «Лиза розою пылает», «ручьи кристальные»). Его эмоциональность подчеркивается восклицательной ( «О радость! радость!») и вопросительной ( «Заране должно ли крушиться?») интонацией, анафорами ( «Станем… Станем», «Ужель… Ужели…», «Покроет… Покроет»), многократным обращением лирического героя к друзьям ( «други», «о други», «други милые», «друзья!»), рефреном ( «Вы други, вы опять со мною») и т.д.

Сообщая произведению, кроме лирической приподнятости и возвышенности, психологическую многоцветность, богатство эмоциональных оттенков, поэт обращается к субъективно-психологической метафоричности, перифрйстичности и ассоциативности. Таковы его фразеологические выражения и обороты: «На заре весенних лет», «Сейте розы на пути», «Полной чашей радость пить», «Станем розами венчаться», «Души в пламени сольем», «Толпу утех сзывает к нам», «Часы крылаты». Жизнеутверждающему звучанию лирического монолога, каким является стихотворение «Веселый час», явно способствует динамическая фраза, состоящая из кратких, нераспространенных предложений, укладывающихся иногда всего в две строки: «Други! сядьте и внемлите Музы ласковый совет». Или: «Вы счастливо жить хотите На заре весенних лет?»

«Веселый час» отличается лаконизмом фразы, композиционной стройностью, в которой лирический поток мыслей и чувств принимает форму почти архитектурной симметричности. Стихотворение начинается обращением: «Вы други, вы опять со мною» и т.д. За обращением следует совет, что нужно делать, чтобы «счастливо жить»: необходимо отбросить призрачные мечты о славе, понять, что жизнь человека скоротечна, и наслаждаться, отдаваясь веселью и забавам. Последующее развитие стихотворения — вариации этого суждения. Используя начальное обращение в более или менее измененном виде и конкретизируя уже определившуюся основную мысль, поэт три раза повторяет, развивая, первую часть стихотворения и заключает его начальным обращением.

Живости, стремительности, легкости стихотворения «Веселый час» содействует и его ритмический строй — разговорный четырехстопный ямб, перемежающийся четырехстопным хореем. В нем отчетливо ощутимы благозвучность, музыкальность. Его гармоничность обусловливается, в частности, и обилием аллитераций: «Жизнью дай лишь насладиться»; «О радость! радость! Вакх веселый». Звуковая оркестровка стихотворения подчиняется созданию его подъемного, мажорного настроения. Идейно-тематические мотивы и художественное своеобразие: стихотворения «Веселый час» присущи в той или иной мере всем произведениям Батюшкова, созданным в расцвете его творчества. Его лирический герой выделяется стихийным материализмом в духе французского просветительства XVIII века (в особенности Вольтера), жизнелюбием и вольнолюбием, благородством, душевностью и мечтательностью, он явно враждебен идейным и моральным принципам господствовавшего тогда дворянства.

Батюшков сознательно противопоставляет свою оптимистическо-материалистическую музу погребально-мистическим тенденциям поэзии Жуковского. В послании «Мои пенаты» (1811—1812) он призывает балладиика: «Сложи печалей бремя… Вот кубок — наливай». А Жуковский в ответном послании «К Батюшкову» выдвигает назидательное требование отвергнуть «сладострастья погибельны мечты» и убеждает своего друга в том, что истинное наслаждение — «собою», своей духовной сущностью, в устремленности к «благам неизменным»), т.е. потусторонним.

Гимн земным наслаждениям, провозглашенный Батюшковым, — декларация прав личности, мечта о здоровом, нормальном человеке, воспринимающем мир материалистически, осуществляющем свое естественное право на свободу и счастье. Батюшков — глава русской «легкой поэзии».

Муза Батюшкова по преимуществу эпикурейская. Известно, что корни «легкой поэзии» уходят в глубь античности. «Легкая поэзия» отразилась в творчестве поэтов, связанных с изображением и идеализацией чувственных наслаждений: Сапфо, Анакреонта, Горация, Тибулла, Грекура, Грессе и Парни.

В русской литературе «легкая поэзия», воплощая интимные переживания и страсти, возникла уже в классицизме. Наиболее яркими ее представителями были Державин и В. В. Капнист. В статье «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» Батюшков и сам разъяснял, что это поэзия частной, социально-бытовой жизни, в которой определяющее место принадлежит земной «страсти и любви». Главные ее виды — стихотворение, повесть, послание, песня, басня.

Именно в создании «легкой поэзии» поэт и видел свою главную особенность и заслугу.

Батюшков — признанный эпикуреец. Но на его эпикурейских стихотворениях тень тревожных раздумий и грусти. Это эпикуреизм, подобный не Боккаччо, а Парни (1753—1814), воспевающего сладострастие в мечтательно-элегической интонации. Пушкин, выражая общий взгляд на Батюшкова, в послании к нему в 1814 году называл его «Наш Парни российский». Эпикурейские стихи Батюшкова — стихийный взмет земной страсти, захватывающей человека целиком. Однако неистово-пылкая страсть, властвующая в стихах Батюшкова, интеллектуализована, одушевлена, проникнута нежностью и грацией ( «Мщение»).

Поэт охотно и часто отождествляет любовь со сладострастием, представляющим собой одухотворенную чувственность. Белинский, понимая всю сложность любовных чувств, выражаемых поэтом, сказал: «Изящное сладострастие — вот пафос его поэзии» (VII, 227).

Поэзии Батюшкова, певца любви, свойствен культ человеческого тела ( «О парижских женщинах», 1814). Но при этом трудно найти поэта более скромного в описании женской красоты, нежели создатель «Вакханки» (1815). Он говорит о женской красоте словами экстатического восхищения, любовная страсть одухотворяется им благоговейно-эстетическими чувствами. По представлению Батюшкова, идеальная женская красота — «Душа небесная во образе прекрасном и Сердца доброго все редкие черты, Без коих ничего н прелесть красоты» ( «Стихи Г. Семеновой», «Источник», «Радость»). Батюшков ценит в любви глубину чувства, постоянство привязанности, дружбу ( «Послание к Хлое», «К Филисе»). Его огорчает, что верность исчезает и подменяется иногда прихотливо-капризней любовной игрой ( «Разлука»).

Но полноты жизни нет вне мужской дружбы, и поэт славит «дружество», опору в сомнениях и горестях, поддержку в поражениях и победах ( «Дружество»). Любовь и дружба неразлучны с игрою чувства и ума ( «Совет друзьям»). Счастье в любви ( «Мои пенаты»), в дружбе ( «К Филисе»), в мирной, скромной жизни, неразлучной с совестью ( «Счастливец»), вдали от развращающего богатства ( «Тибуллова элегия III») и призрачной славы ( «Веселый час»), среди полей ( «Таврида»). Преображая, «золотя» мечтой бедность, Батюшков воссоздает идиллию деревенской жизни в убогой хижине с любимой и друзьями: «Мне мил шалаш простой, Без злата мил и красен Лишь прелестью твоею» ( «Мои пенаты»), Идеализируемая им жизнь в бедной хижине красна независимостью, добродетелью, справедливостью. В послании «К Филисе» прямо говорится, что «Совесть чистая — сокровище, Вольность, вольность — дар святых небес».

Светлый эпикуреец, поклонник красоты здешней жизни, поэт в шутливом воображении превращает даже потусторонний мир в земной, перенося в него наслаждения любви ( «Привидение»). Смерть рисуется им в этих стихах, согласно античной мифологии, как органический переход в благодатный мир блаженства. По меткому выражению И. Н. Розанова, он и «гробницы забросал цветами». Но поэт знает, что «мертвые не воскресают» ( «Привидение»). Атеизм Батюшкова особенно проявился в стихотворении «Из антологии» (1810), в котором о жертвоприношении сказано: «Одна мне честь, — Что волк его сожрал, Что бог изволил съесть».

Воспевая человека, отрешенного от всех общественных связей и гражданских обязанностей, ограничившего свои желания и стремления земными наслаждениями, «легкая поэзия» Батюшкова принимает гуманистический характер. Но это не изоляция от общества во имя эгоистического своекорыстия и разнузданного своеволия, хищнически и цинически нарушающего элементарные правила человеческого общежития. По определению Белинского, идеальный, «изящный эпикуреизм» поэта связан с идеями просветительского гуманизма. В нем протест против социально-политической системы угнетения человеческой личности, вызов лживой морали правящей знати и церковно-религиозному ханжеству, защита духовной ценности человеческой личности, ее естественного права на независимость и свободу, на земные радости и наслаждения. В условиях сочувственно воспринимавшегося консервативными кругами «унылого» романтизма эпикуреизм Батюшкова являлся противопоставлением оптимизма пессимизму, земли — небесам. Эпикуреизм Батюшкова возникает в период убыстряющегося роста капиталистических тенденций в условиях феодально-крепостнической системы, «в атмосфере крушения старого мира» (Г. А. Буковский), способствующей возникновению и укреплению оппозиционных, прогрессивно-гуманистических, либерально-демократических убеждений Батюшкова. Настроения поэта, возможно, поддерживались и сугубо личными причинами. Он родился в Вологде 18/29 мая 1787 года в старинной, но обедневшей дворянской семье. Увлеченный искусством и литературой, он поневоле тянул ненавистную служебную лямку. Военная служба не принесла ему ни чинов, ни славы. Его редкие свойства бескорыстия и честности не доставили ему лавров и на гражданском поприще. Оппозиционная идейность привела Батюшкова в «Вольное общество…» радищевцев, в котором он состоял с 22 апреля 1805 года по 1812 год. Общение с членами этого общества, с сыновьями Радищева, с поэтами И. П. Пниным и с А. П. Бенитцким способствовало укреплению в творчестве Батюшкова вольнолюбивых, материалистическо-атеистических и сатирических мотивов ( «Перевод 1-й сатиры Боало») Либерально-демократические воззрения Батюшкова особенно отчетливо сказалисьв его сочувственном отклике «Насмерть И. П. Пнина», а также в посланиях к Жуковскому и Вяземскому ( «Мои пенаты»).

В споре об идейно-художественном своеобразии Батюшкова есть оценки его и как романтика и как представителя «легкой поэзии». А между тем «легкая поэзия» и романтизм Батюшкова не противостоят друг другу. В его творчестве «легкая поэзия» — форма выражения резкого конфликта с социальной действительностью, ее неприятия и ухода автора от своекорыстия властвующих кругов, от грубой жизненной прозы в сферу земных наслаждений, красоты и изящества, в мир, созданный воображением, мечтой.

Поэзия Батюшкова, обличая бесчестность, вероломство, «прах золотой» высшего света, бюрократических кругов, в то же время сохраняла веру в справедливого просвещенного монарха и славила царя ( «Перевод 1-й сатиры Боало»). Видя социальные пороки, ополчаясь против них, указывая на их носителей, Батюшков, однако, оставался в стороне от освободительной борьбы.