Драматургия.

Влечения Гоголя к сценическому искусству и драматургии сказались уже в диалогах «Вечеров…» и «Миргорода». 20 февраля 1833 года писатель сообщал М. П. Погодину: «Я помешался на комедии… „Владимир 3-й степени“, и сколько злости! смеху! соли!..» В этой комедии должна была предстать петербургская чиновно-бюрократическая, дворянско-аристократическая знать. Но писатель скоро увидел, что перо его «толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит». В том же году Гоголь принялся за легкую социально-бытовую комедию «Женихи» с «невинным» сюжетом, на который «даже квартальный не мог бы обидеться». Но первоначальные редакции этой пьесы не удовлетворяли его. Ему хотелось написать социально-острую, беспощадно-сатирическую комедию, для когорой у него накопился огромный материал. 7 октября 1835 года он просит Пушкина: «Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, будет смешнее черта». Пушкин ответил на эту просьбу, рассказав о мнимом ревизоре.

Сюжет, опиравшийся на неоднократные жизненные случаи и уже разрабатывавшийся в литературе ( «Заморский принц» В. Т. Нарежного, «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе» Г. Ф. Квитки-Основьяненко, «Провинциальные актеры» А. Ф. Вельтмана, «Ревизоры, или Славны бубны за горами» Н. А. Полевого), весьма понравился Гоголю. Отложив комедию «Женихи», получившую к тому времени название «Женитьба», он принимается за пьесу «Ревизор». Вероятно, в конце октября Пушкин познакомил Гоголя с сюжетом о мнимом ревизоре, а 4 декабря 1835 года комедия «Ревизор» в ее первой редакции была завершена.

Не удовлетворяясь сделанным, Гоголь продолжал усовершенствовать комедию, внося дополнения и изменения, отлившиеся в шестую ее редакцию 1842 года. Однако писатель возвращался к этой пьесе и в дальнейшем. Последняя поправка внесена им в нее в 1851 году.

Продолжая лучшие традиции прогрессивной отечественной драматургии, в первую очередь Фонвизина ( «Недоросль»), Капниста ( «Ябеда»), Крылова ( «Трумф») и Грибоедова ( «Горе от ума»), опираясь на опыт зарубежных писателей, в особенности Шекспира, Мольера и Шиллера, Гоголь исходил из глубочайшего убеждения, что драматургия — кафедра социального служения, великая школа нравственно-общественного воспитания. Это, по его мнению, требовало обращения к отечественной тематике, сознательной тенденциозности, значительных социальных конфликтов, раскрывающих пороки не отдельных лиц, а всей правящей корпорации. Он мечтал об «истинно общественной комедии», которой «правит… идея, мысль».

При засилье в 30-е годы охранительной драматургии, водевильной и мелодраматической, «Ревизор» необычен прежде всего общественной остротой своей проблематики. Тема «Ревизора»—социальная сущность, нравы и быт политически и экономически господствовавшего в 30-е годы XIX века дворянства, показанного в условиях уездного города. Главное внимание в пьесе сосредоточивается на правящей бюрократии в лице уездной власти, начиная с городничего и кончая квартальным. Уездная бюрократия обрисована в служебной практике, в отношениях к населению, в присущих ей нравах, в служебной и домашней повседневности. Попутно и в значительной мере в качестве жизненного фона в пьесе показываются помещики (Добчинский и Бобчинский), купцы (Абдулин) и мещане (слесарша Пошлепкина).

В пьесе «Ревизор» изображается социальный облик уездного города, ст которого, по словам городничего, «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь». Но в первую половину XIX века уезд как административная, судебная и финансовая единица был наиболее типичным выражением тогда господствовавшего режима. Кроме того, изображая уездный город, Гоголь на протяжении всей пьесы подчеркивает его органическую связь со столицей, с Петербургом — руководящим центром государства. Тема Петербурга звучит в образе Хлестакова и в многочисленных упоминаниях. Здесь то и дело слышатся слова: «прямо к министру», «генерал», «приняли за главнокомандующего», «министр иностранных дел», «французский посланник», «графы и князья толкутся», «с министрами играет и во дворец ездит» и т.п.

Гоголь воссоздал в комедии поистине всю феодально-крепостническую Россию в ее типичнейших проявлениях, в ее наиболее полном городском выражении. Это подтверждается и его заявлением в первой редакции «Театрального разъезда», что он изобразил «сборный город всей темной стороны». Идейный смысл комедии, намеченный уже в эпиграфе, наиболее отчетливо раскрывается в образах чиновничества. В современных Гоголю охранительных комедиях отрицательным персонажам противопоставлялись положительные герои, утверждавшие тогда господствующую власть. Среди чиновничества, составляющего основную группу персонажей «Ревизора», нет ни одного сколько-нибудь положительного. При этом в пьесе речь идет не об отдельных недостатках единичных представителей чиновничества и даже не об отдельных морально ущербных чиновниках. Гоголь изображает их порочными в целом. Это дремуче невежественные самоуправцы, чуждые народу. Разрыв между властью и широкими слоями населения, недовольство последних принужден признать и сам городничий: «Говорят, что я им солоно пришелся». Чтобы подчеркнуть ропот жителей города против бюрократического произвола, Гоголь вводит специальную сцену, в которой просители осаждают Хлестакова. Недовольных так много, что они рвутся в окно.

Царизм, чуждый и враждебный народу, кровно родствен дворянству, выражает его волю и интересы. Чновничество, в особенности руководящее, чаще всего служилое дворянство. Г

оголь, характеризуя чиновно-бюрократическое сословие, не прошел мимо его деспотичности, непреодолимой склонности к военному ранжиру, к неукоснительно-автоматической субординации, приводившей к такой чиномании, которая убивала в людях все человеческое. Пронизывающий все отношения деспотизм и определяемая им строгая иерархическая соподчиненность порождали всеобщий страх. На вопрос Хлестакова: «Что вы, господа, стоите?» — городничий подобострастно отвечает: «Чин такой, что еще можно постоять». Все чиновники разговаривают с Хлестаковым «вытянувшись», «вытянувшись и руки по швам» (судья), «вытянувшись», «вытягиваясь» (почтмейстер), «вытягиваясь не без трепета» (смотритель училищ), «вытянувшись» (попечитель богоугодных заведений).

В комедии отрицательно рисуется и поместное дворянство. Бобчинский и Добчинский — бездельники, переносчики городских вестей, сплетники и лгуны, погрязшие в тине житейских дрязг. В пьесе изображено эпизодически и купечество.

Если чиновничество и поместное дворянство предстают в пьесе как единое господствующее сословие, то купечество — это класс, экономически растущий, но еще не имевший политической силы. Противопоставляя купечеству дворянство, городничий разъясняет: «Дворянин учится наукам… А ты что?»

Гоголь отказался ввести в свою комедию положительного персонифицированного героя. В изображаемом им бюрократическом омуте такого и не было. Единственное честное и благородное лицо, действующее на всем протяжении комедии, — авторский смех. Это было тогда смелым новаторством. Гоголь не сомневался, что яркостью изображения «собранных преступлений и пороков уже рисуется сама собою противоположность в голове каждого» читателя и зрителя.

Своеобразное мастерство Гоголя ярко сказывается в индивидуализации персонажей комедии. Но индивидуальные признаки не главные в характеристике действующих лиц комедии. Ведущими их чертами являются социально-типические: деспотизм в отношениях с подчиненными и подхалимство к вышестоящим, взяточничество, казнокрадство, карьеризм.

Если индивидуальные признаки намечены в «Ревизоре» более или менее эскизно, то социально типические даны подчеркнуто. В комедии обращается внимание на то, что взяточничество, казнокрадство, злоупотребление властью среди чиновников повальные и открытые.

Уездные чиновники по давнему опыту знают, что взятки берут и самые высшие чиновники. И поэтому, собравшись для представления Хлестакову, в котором видят столичного ревизора, начинают думать о вручении ему взятки. Наверняка зная, что не ошибутся, купцы являются к Хлестакову «с кузовом вина и сахарными головами». При изображении третьестепенных лиц, вроде Держиморды и Гибнера, Гоголь пользуется лишь социально-типическими чертами, поглощающими индивидуальные. Держиморда до крайности груб, деспотичен. Оттеняя почти полную индивидуальную безликость помещиков, Гоголь дает им одинаковые имена (Петр), отчества (Иванович) и сходные фамилии (Бобчинский — Добчинский). И при всем том Гоголь рисует в своей комедии не галерею развернутых социально-типических характеров, а в основном групповой, коллективный портрет уездного чиновничества с выдвинутыми в центр двумя персонажами — городничего и Хлестакова. Писатель озабочен тем, чтобы раскрыть по преимуществу не свойственные чиновникам различия, а присущую им отрицательную социальную общность, корпоративность. Любой чиновник проявляется здесь как участник общего действия, совместно с другими. Поэтому в пьесе, за исключением второго акта, чиновники появляются всей группой, в ансамбле. На протяжении всей пьесы никто из них ни разу не остается на сцене один.

Чиновничество изображается в комедии в той или иной степени гиперболически, гротескно. Самодурство городничего безгранично. Он присваивает деньги, ассигнованные на строительство церкви, и подвергает розгам унтер-офицершу. Подражая ему в казнокрадстве и деспотизме, попечитель богоугодных заведений считает, что простой человек «если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет», и вместо полагающегося овсяного супа дает больным одну капусту. Судья, уверенный, что в его бумагах «сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда», превратил судебное учреждение в собственную вотчину.

Хлестаков, внутренне ничтожный при мнимой значительности, безмерно пошлый, воплотил в себе, кажется, все пороки властвующих кругов столицы: мотовство, честолюбие и чванство, притязания на образованность при явном невежестве, волокитство, картежничество и попойки. Цель его жизни определяется вульгарно-эпикурейской философией: «Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия».

В образе Хлестакова иронико-сатирические и гиперболические краски, так привычные всем персонажам комедии, применяются в особой сгущенности. То, о чем в Петербурге он лишь фантазировал (высокие должности, связи с важными лицами, роскошная жизнь, любовные победы), в условиях раболепства чиновников, принявших его за ревизора, подсказывавших ему темы для разговора, и в особенности после обильного возлияния Бахусу, представилось ему явью. И он с блеском исполнил роль «столичной штучки». Проявляя чванливую амбициозность, Хлестаков то и дело противопоставляет себя мужикам (д. I, явл. IV), купцам и ремесленникам (д. I, явл. VII). Входя в роль влиятельной особы, он запугивает собеседников: «Меня сам государственный совет боится…» Усиливая иронико-сатирическую обрисовку персонажей комедии, автор обильно применяет буффонные средства внешнего комизма. В трагико-комическое положение ставит городничий своих соратников, предваряя приезд ревизора и имитируя его грозные вызовы: «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?»

Незабываемо эффектна гротесковая концовка сцены хлестаков-ского вранья, когда он запугал чиновников своей мнимой значительностью до того, что они «трясутся от страха», а городничий, лишась дара слова, с трудом выговаривает: «А ва-ва-ва… ва… А ва-ва-ва… ва… Ва-ва-ва… шество». Внешне комичны приготовления чиновников к представлению Хлестакову и их смятение, толкотня при выходе из комнаты, когда они услышали шаги и откашливание Хлестакова. Изумителен гротесковый комизм стремительно жарких объяснений Хлестакова в любви дочери городничего, потом ее матери и снова дочери.

Иногда внешний комизм принимает в пьесе и явно водевильный характер. Так, городничий «вместо шляпы хочет надеть бумажный футляр». В последнем акте Бобчинский и Добчинский, подходя одновременно к Айне Андреевне, «сталкиваются лбами». Но водевильные приемы, использованные Гоголем, скорее всего не влияние па него развлекательной комедии, заполнившей тогдашнюю сцену, а сознательная маскировка, намеренная тенденция придать своему остро сатирическому произведению видимость легкой комедии. И он достиг своей цели — комедия без труда прошла через цензуру и обманула царя, который на ее представлении хохотал.

Жизненная достоверность персонажей комедии, строгая мотивированность любых их поступков подкрепляется разговорно-бытовой речью, соответствующей их характерам. Городничий, привыкший приказывать, говорит в обычной служебной обстановке кратко, внушительно, категорично. Начавший службу с нижних чинов, он наряду с канцеляризмами ( «с секретным предписанием», «подведомственные вам богоугодные заведения», «в самом присутствии») и варваризмами ( «инкогнито», «с кафедры», «приватно», «аллегории и экивоки») часто употребляет просторечные ( «Эх, куда хватили!», «шасть», «батюшки, сватушки», «авось», «кумаешься», «чин зашибить», «дескать») и бранные слова: «Архиплуты, протобестии, надувалы морские!..» Для любого психологического состояния городничего Гоголь находит совершенно точную речевую интонацию и фразеологию. С Хлестаковым, видя в нем важное лицо, он говорит почтительно-вежливо, даже подобострастно, но всегда не забывая напомнить о своих заслугах. С Осипом, желая расположить его, он беседует снисходительно-покровительственно и одновременно заискивающе. Торжествуя победу после помолвки его дочери с Хлестаковым, он в самодовольном упоении восклицает: «Кричи во весь народ, валяй в колокола!» С грубым злорадством принимаются им после этого жалобщики-купцы: «А! Здорово, соколики!»

Речь пустейшего Хлестакова бессвязная, скользящая, ассоциативная, беспричинно перескакивающая с одного предмета на другой: «Да меня уже везде знают… С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге». Полет его безрассудной фантазии так стремителен, что он выпаливает слова, фразы, совершенно неожиданные и для себя. Так рождаются его знаменитые гиперболы: «арбуз в семьсот рублей»; «Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа»; «тридцать пять тысяч одних курьеров». Хлестаков подкупает и восторгает захолустно-уездную аристократию своей непринужденной болтовней, в которой они слышат родной им канцелярско-чиновный жаргон и вульгаризованную светскую фразеологию, кажущуюся им верхом изящной галантности.

Речь попечителя богоугодных заведений льстива, хитро-изворотлива и напыщенно-бюрократична: «Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности…» На глупейшее замечание Хлестакова, «как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом», он, угодничая, лебезя, отвечает согласием: «Очень может быть».

Весьма однотонна речь судьи, в особенности же смотрителя училищ и почтмейстера. Словарь, интонации судьи определяются претензиями самодовольного невежды на умствование ( «Нет, я вам скажу, вы не того… вы не… Начальство имеет тонкие виды»). Речь смотрителя училищ отражает его крайнюю робость и страх ( «Оробел, ваше бла…преос…сият…»). Фразеология почтмейстера —яркое свидетельство его глупости ( «Да что я? Как вы, Антон Антоныч?», «Так точно-с»). Скудный в словах и мыслях, он путается, недоговаривает.

Еще более бедна лексика и примитивен синтаксис Бобчинского и Добчинского. Они обильно пользуются вводными словами ( «да-с», «ентого», «изволите видеть») и соединяют фразы при помощи сочинительных союзов ( «А не заставши Коробкина… а не заставши Растаковского»). На вопрос Хлестакова, «не ушиблись ли вы», Бобчинский отвечает явно косноязычно: «Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства…»

Речевые особенности Анны Андреевны, сочетающей утрированно-жеманную манерность, как подражание светскости ( «Ах, какой пассаж!»; «Если не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери»), с вульгарным просторечием ( «вбежала, как угорелая кошка»), великолепно определил городничий: «трещотка».

Воплощая в речи внутреннюю сущность персонажей, Гоголь блестяще использует и средства иронико-сатирического заострения. Он зло смеется над ними, придавая их языку комически несообразный и даже пародийный смысл. Оправдываясь в «грешках», городничий произносит явно алогичную фразу: «Если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти». Мечтая о будущем, о высоких чинах, он пользуется словами, резко контрастирующими с этими чинами: «Как ты думаешь, Анна Андреевна, можно влезть в генералы?»

Речь Хлестакова в ряде случаев превращается в пародию галантно-комплиментарного языка дворянской гостиной, в которой еще живы традиции жеманного, сентиментально-чувствительного стиля: «Как я счастлив, что, наконец, сижу возле вас»; «Да, деревня, впрочем, тоже имеет свои пригорки, ручейки…»

Судья, соглашаясь с заседателем и явно враждуя с элементарной логикой, видит причину постоянно свойственного заседателю алкогольного запаха в том, что «в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от пего отдает немного водкою». Он же, объясняя мотивы приезда ревизора, пускается в глупейшие, ни с. чем не сообразные рассуждения: «Это значит вот что…» На вопрос городничего, что он думает о приезде ревизора, почтмейстер безапелляционно, но алогично заявляет: «…воина с турками будет… Это француз гадит». И опровергнутый городничим, немедленно сдается: «А если так, то не будет войны с турками».

Попечитель богоугодных заведений похваляется: «С тех пор, как я принял начальство, может быть, вам покажется даже невероятным, — все, как мухи, выздоравливают». Убийственная ирония этой похвальбы в привычно отрицательном значении им видоизмененной поговорки.

Речевой алогизм применяется Гоголем и в зарисовке Анны Андреевны — молодящейся манерной кокетки.

Смеясь над своими отрицательными героями, Гоголь не прочь воспользоваться и каким-либо редким, диковинным словом или выражением. Так, Бобчинский и Добчинский заходят в трактир по причине «желудочного трясения» Добчинского. Драматург обращается и к оговорке. Городничий говорит: «Пусть каждый возьмет в руки по улице… черт возьми, по улице — по метле!» В комедии используется также прием словесной путаницы. Такова записка городничего жене, набросанная на трактирном счете.

Комизм речи Осипа обусловливается контрастным смешением крестьянского просторечия ( «возьмешь себе бабу», «куды», «рублев», «кажись») с мещанско лакейской фразеологией ( «на тонкой деликатности», «галантерейное обхождение»), с неправильным употреблением иностранных слов ( «кеятры», «прешпект»).

Привнося в речь персонажей мотивы юмора, иронии и сарказма, Гоголь обращается в ряде случаев к комически заостренным сравнениям: «Это топор, зажаренный вместо говядины»; «клопы… как собаки кусают» (Хлестаков); «в животе трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы» (Осип). Гоголь расцветил комедию меткими, сверкающими выражениями, ставшими крылатыми, поговорками, обогатившими разговорную речь.

Сатирически обличая, Гоголь в той или иной степени гиперболизирует чувства, поступки и речь персонажей своей комедии, но при этом лишь для более яркого, правдивого обнажения их социальной сущности.

Заостряя социально-типические свойства персонажей комедии, драматург создает целую группу нарицательных образов общечеловеческого значения, но самый яркий из них — Хлестаков. Еще Белинский писал, что Хлестаков, Сквозник-Дмухановский, Бобчинский, Добчинский, Держиморда «суть как бы не собственные, а нарицательные имена, общие характеристические названия известных явлений действительности». Соглашаясь с ним, Чернышевский заметил: «Хлестаков чрезвычайно оригинален, но как мало людей, в которых нет хлестаковщины!».

Сатирический замысел, так рельефно сказавшийся в компоновке образов, организует и сюжет комедии. Композиция сюжета «Ревизора» — вершинное искусство и по максимальной ее подчиненности идейному смыслу комедии, и по драматической напряженности, и по сценичности. Основные конфликты «Ревизора» — внешний и внутренний: внешний — противоречие между уездным чиновничеством и мнимым ревизором, а внутренний — между самодержавно-бюрократической властью и широкими слоями населения, народом.

Комедия, действие которой происходит в 1831 году, начинается прямо с завязки, но не с традиционно-любовной, господствовавшей в отечественной и западноевропейской (Мольер) комедиях, а с общественной. Защищая новые принципы драматургии, Гоголь устами второго любителя искусства из «Театрального разъезда» провозгласил: «Не более ли имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь… Завязка должна обнимать все лица, а не одно или два, — коснуться того, что волнует, более или менее, всех действующих».

Максимально концентрируя действие комедии, придавая ему разоблачительно-сатирическую направленность, Гоголь выделяет в групповом портрете лишь городничего и Хлестакова. Все остальные персонажи дополняют, углубляют, расширяют их отрицательную сущность. Комедия от начала и до конца развертывается динамично, непрерывно повышаясь в драматическом выражении и театральности. В ее развитии огромную роль играют внезапность, острые ситуации и коллизии, неожиданные повороты, обусловленные свойствами, взаимоотношениями, обстоятельствами действующих лиц, воплощающих четкую идею. В комедии блистательны вес сцены, но наиболее остры и комичны среди них: первая встреча превратно понимающих друг друга Хлестакова и Сквозннк-Дмухановского — во втором акте, беспрецедентное вранье полупьяного Хлестакова — в третьем акте, представление чиновников Хлестакову и сцена сватовства — в четвертом акте.

Комедия, начатая чтением письма, завершается тем же. Гоголь использует прием композиционного кольца. Развитие действия подошло к прославленной сцене, в которой юмор, ирония и беспощадный сарказм создают апофеоз драматизма. Городничий и его сподвижники как бы «поджариваются» на огне опаляющего их смеха. Они ошеломлены, поражены, уничтожены. А между тем драматическое напряжение комедии, не останавливаясь, идет вверх и вступает в стадию трагической кульминации. Городничий, на редкость глупо обманувшийся пройдоха, теряясь, видит вокруг себя «какие-то свиные рыла, вместо лиц» и исступленно бичует себя. Обманутые чиновники набрасываются с упреками на Бобчинского и Добчинского, открывших ревизора. Но Гоголь дает действию новый поворот. Входит жандарм и извещает о приезде настоящего ревизора, требующего чиновников к себе. Этот приказ — карающий удар Немезиды. Комедия превращается в трагедию. Вл. Ив. Немирович-Данченко по поводу этой развязки пишет, что Гоголь «в самый острый момент разгара страстей дает одним ударом такую развязку, равной которой нет ни в одной литературе».

Последний акт, в котором максимально обнажены оголтело-самодержавный деспотизм, карьеризм, взяточничество и казнокрадство городничего (сцена с купцами), а также сделан прозрачный намек и на протекционистский произвол в чинопроизводстве (размышление городничего о генеральстве), еще раз подчеркивает широко обобщающий социально-политический смысл бессмертной комедии.

Комедия «Ревизор» вышла в свет в марте, впервые представлена на сцене 19 апреля (Петербург) и 25 мая (Москва) 1836 года. Она вызвала большой шум и яростные споры. Реакционная критика, злопыхательствуя, называла ее анекдотом, «презабавным фарсом» по жанру, «карикатурой» но характерам, «циничной» по языку, лишенной хотя бы одной «благородной черты» в содержании ( «Северная пчела», 1836, № 96, 98), противной «чистому вкусу» хорошего общества ( «Библиотека для чтения», 1836, т. XVI, отд. V, с. 31— 32). Писатель-мемуарист Ф. Ф. Вигель, отражая суждения чиновно-бюрократической знати, назвал ее «клеветой в пяти действиях». Светская знать добилась того, что Гоголя лишили академической премии, следуемой за «Ревизора».

Стремясь понизить воздействие комедии и выправить ее идеологическую линию, реакционная общественность быстро противопоставила ей пьесу князя Дм. Цицианова «Настоящий ревизор“, комедия в трех днях или действиях, служащая продолжением комедии Ревизор, сочиненной г. Гоголем». В этой пьесе, разрешенной к печати 22 июля 1836 года, настоящий ревизор, живший в городе инкогнито задолго до истории с Хлестаковым, отрешает городничего от государственной службы на пять лет, отдает под суд попечителя богоугодных заведений, увольняет в отставку судью, смотрителя училищ, почтмейстера, а Хлестакова предлагает определить подпрапорщиком в один из дальних армейских полков. Вводя любовную интригу, автор комедии женит ревизора на дочери городничего.

Пьесу пытались ставить в один вечер с комедией Гоголя, но успеха она не имела.

Прогрессивная критика встала на защиту Гоголя. Журнал «Московский наблюдатель» объявил комедию явлением «чрезвычайно важным в нашей словесности» (1836, № 5, с. 124—125), началом новой драматургии. Газета «Молва» заявила, что эта всероссийская комедия возникла «не из подражания», а из «горького чувства автора» и смешна лишь снаружи, а внутри «это горе-гореваньице» (1836, № 9, с. 257). Белинский увидел в «Ревизоре» «великое» (II, 397, 529), «бессмертное» создание, способное «обогатить любую европейскую литературу».

Прогрессивные зрители и читатели, в особенности молодежь, заучивали наизусть целые сцены комедии. По словам одного из современников Гоголя, его имя в связи с появлением «Ревизора» «сделалось народным; сам он стал в литературе кумиром для всех людей, одаренных умом, вкусом и чувством».

В комедии Гоголя ревизор не сущее, а должное. Противоречия мировоззрения Гоголя заключали наряду с резкой критикой правящего сословия, чиновно-бюрократической администрации, и ложную мечту об идеальном, справедливом, внесословном царе, выражающем национально-государственное начало и представляющем «провиденье на земле», утопическую мечту о благородном правительстве, «недремлющее око» которого равно бдит над всеми и рано или поздно настигает «изменивших закону, чести и святому долгу человека». Так, в конце комедии, «по именному повеленью», возникает образ настоящего ревизора. В «Театральном разъезде» в связи с этим образом «Синий армяк», т.е. простолюдин, замечает: «Небось, прыткие были воеводы, а все побледнели, когда пришла царская расправа!» Настоящий ревизор и немая сцена лишь символ должного будущего возмездия, «гроза идущего вдали закона». Вера Гоголя в идеального царя воплощалась и в набросках драмы «Альфред» (1835?) о просвещенном, добродетельном английском короле и в повести «Портрет».

Комедия «Ревизор», подняв отечественную драматургию на более высокую ступень, вошла в ряд самых выдающихся пьес мировой комедиографии. Вл. Ив. Немирович-Данченко назвал ее одним «из самых совершенных и самых законченных произведений сценической литературы всех стран». Решая задачу создания драматургии «русских характеров», противопоставленной переводной развлекательной комедии, Гоголь продолжал в эти годы работать и над другими, ранее задуманными пьесами. Сохранившиеся отрывки из комедии «Владимир 3-й степени» были переделаны в самостоятельные драматические сцены: «Утро делового человека» — о паразитизме и карьеризме бюрократии; «Тяжба» — о взяточничестве, зависти и взаимном подсиживании чиновничества; «Лакейская» — о разлагающем влиянии служилого дворянства на прислугу; «Отрывок» — о пустоте нравов светских гостиных.

Перерабатывая комедию «Женихи», Гоголь в 1841 году окончательно превратил ее в сатирическую социально-бытовую комедию чиновничье-купеческих характеров и нравов, выдвинув в них на первый план власть денежных расчетов. Белинский, удивляясь ее мастерству, восклицал: «Сколько юмора, какой язык, какие характеры, какая типическая верность натуре!». «Женитьба» уступает «Ревизору» и по остроте обличения, и по глубине обобщения. Но исключительная правда характеров, редкий комизм, удивительная сценичность обеспечили ей постоянную репертуар-ность. Она явно предвосхищала драматургию Островского.

В 1842 году Гоголь завершил давно им начатую пьесу «Игроки», блестяще объединившую лучшие традиции комедии интриги и положений. В этой пьесе, стремительной по своему развитию, представляющей фейерверк сценических эффектов, отчетливо звучит социальная тема — моральное разложение, праздность, картежничество дворянства, поставляющего хищников зеленого поля, шулеров. Среди бумаг Гоголя сохранились черновые наброски замыслов двух пьес — из современной ему русской жизни и из украинской истории. Подводя в 1843 году итоги драматической деятельности Гоголя, Белинский заявил, что она исключительна и после ее «ничего нельзя ни читать, ни смотреть на театре». А. Н. Островский в 1859 году в речи в честь А. Е. Мартынова сказал: «Наша сценическая литература еще бедна и молода…; но с Гоголя она стала на твердой почве действительности и идет по прямой дороге».

135. Драматургия Лермонтова. Анализ драмы "Маскарад": жанр, сюжет, композиция, система персонажей.