logo
ЛИТЕРАТУРА ЕГЭ НОВОЕ

Пушкинские традиции в поэзии в.С.Высоцкого Традиция в поэзии

Традиция в поэзии – понятие многомерное. Бывает традиция явная (зримая), а бывает неявная (внутренняя). «Зримая» традиция может проявляться в трансформации одних и тех же тем и мотивов; в раскрытии сходных проблем; в использовании похожих композиционных, языковых, образных приёмов; в идентичности ритма, перекличке рифм; в одинаковом пафосе или развитии близких идей, героев и т.п. Если у В.В.Маяковского толпа «взгромоздится» на «бабочку поэтиного сердца», а у В.С.Высоцкого «поэты… режут в кровь свои босые души», то, при всей непохожести смысла и разности метафорического решения, это всё же «зримая» традиция, заключающаяся в развитии одной и той же темы – уязвимости и ранимости Поэта в его противостоянии толпе, причём, с использованием одного и того же художественного приёма – глубокой метафоры.

Другое дело – настроения, ощущения лирического героя, его доминирующий взгляд на мир, поэтическое отношение к действительности, степень его максимализма. Все эти неуловимые, невидимые невооружённым глазом атрибуты большой поэзии обнаруживаются далеко не сразу и не каждым, требуют немалой внутренней работы и даже определённого профессионализма для своего обнаружения и осмысления. Именно в них, в этих собственно личностных особенностях поэтического творчества, в том, что можно назвать одним словом – дух поэзии, - проявляется более значимая, «внутренняя» традиция.

Очень разнообразная на первый взгляд по тематике и стилистике поэзия В.С.Высоцкого обладает в то же время глубинной внутренней цельностью, и в этом в первую очередь просматривается пушкинское начало. Б.Окуджава отмечал, что Пушкин сказал в своих произведениях практически обо всех сферах жизни как во времени, пространстве, так и в системе человеческих взаимоотношений, но в конечном счёте всё, о чём писал поэт, вскрывало суть двух самых вечных человеческих устремлений – к любви и свободе.

Для поэта ХХ века тематико-сюжетных соблазнов ещё больше, чем во времена Пушкина. И надо сказать, что Высоцкий сполна использует этот громадный тематический потенциал, обращаясь в своих стихах как к хорошо известным, так и к интуитивно ощущаемым сферам жизни. Уже не раз говорилось о том, как за своего принимали Высоцкого уголовники и лётчики, фронтовики и шахтёры, альпинисты и боксёры, хотя никем из них он никогда не был в действительности. Если посмотреть поверхностно, то можно увидеть в этой удивительной способности «говорить народом», как выражалась М.И.Цветаева, в этом мастерстве влезания в чужую шкуру традицию скорее Н.А.Некрасова, чем А.С.Пушкина. И это действительно так: драматически интерпретируемая гражданственность, актёрская многогеройность, полифония, сюжетность и балладность – всё это унаследованные Высоцким свойства поэзии Некрасова. Некрасовское особенно слышится в таких стихотворениях Высоцкого, как «Песня Марии»,«Беда»,«Как по волге-матушке…», многочисленных балладах и сказках. Но это взгляд всё же по преимуществу внешний (тоже имеющий право на существование).

Внутреннее же родство поэзии Высоцкого обнаруживается преимущественно с пушкинской лирикой. Звучание, ритмика, сюжеты и темы, даже степень страстности и образность – всё другое. Что же роднит? Роднит самое главное внутреннее качество поэзии – неизбывное и упрямое стремление к обретению ускользающей внутренней свободы.

Вспомним: пушкинский Пророк, самопожертвованием добившись права «глаголом жечь сердца людей», обретает такую высокую степень внутренней свободы, при которой становится неважным, необязательным даже отклик, «отзыв» на его поэтическое слово:

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца.

Лермонтов и Некрасов позже поймут, сколь всё-таки важна обратная связь с читателем и сколь трагичным оказывается столкновение Пророка с не понимающей его толпой. Для Пушкина же единственно значим сам факт достижения Пророком права свободно воспринимать мир и свободно творить, говоря людям выстраданную правду, невзирая на их реакцию.