43. Проза Булгакова. Темы, проблемы, герои. «Фантастический реализм» как особенность творческого метода. Роман «Мастер и Маргарита»: авторская позиция и своеобразие её хдожественного воплощения.

Во второй половине 20-> т. Булгаков связывает свою творчес­кую жизнь с театром. Начав с инсценировки "Белой гвардии" ("Дни Турбиных"), он создает пьесы "Зойкина квартира", "Баг­ровый остров", "Бег", "Кабала святош", "Адам и Ева", "Бла­женство", "Иван Васильевич", "Александр Пушкин", "Батум", инсценировки "Мертвых душ", "Войны и мира", "Дон Кихота". История жизни Булгакова в театре косвенно описана им в "Теат­ральном романе".

Роман «Мастер и Маргарита» (1940) по справедливо­сти признан вершиной творчества Булгакова. В центре произведения, в сопоставлении разных его слоев, в их фантастическом сочетании, — трагедия личности, зави­сящей от тирана, и вечная борьба добра и зла, и вечная проблема вины, ответственности и возмездия. Трагиче­ская история Мастера, преследуемого обстоятельствами, имеющими конкретное воплощение в реальных лицах (Берлиоз и другие), сопоставима с трагедией и преображе­нием Иешуа, осужденного на муки тираном Понтием Пилатом. В этом сопоставлении видна авторская точка зрения на судьбу художника, зависимого от темной, нера­зумной силы, которая в Добре видит угрозу своему суще­ствованию. Мастер, поборник Добра, оставаясь верным призванию, тоже совершает подвиг, подвиг творчества. Много личного — тяжелых переживаний затравленного критикой писателя, боли, мужества, гнева, уверенности в неотвратимости возмездия за преступления — вложено Булгаковым в это произведение.

Роман о подвиге проповедника Иешуа Га-Ноцри, на­писанный Мастером, имеет свою проблематику. Это преж­де всего вопрос, который Понтий Пилат задает Иешуа: «Что есть истина?» В сопоставлении позиций этих ге­роев ставится и разрешается проблема человека и влас­ти. Что такое внутренняя свобода человека и его несво­бода, Добро и Зло, их вечное противостояние и борьба? И вытекающие из этих вечных вопросов бытия — такие же вечные вопросы, как верность и предательство, мило­сердие и всепрощение. Они проецируются на судьбу Ма­стера, на отношения с таинственной силой, которая пы­тается его сломить, на роль Воланда в московских эпизодах.

Сближая события двухтысячелетней давности и эпи­зоды московской жизни, Булгаков утверждает, что ос­новные проблемы существования людей остались те же. Это вечные проблемы. Каждое новое поколение пытает­ся разрешить их по-своему, забывая о поиске истины и об ответственности. Это подмечает и наблюдательный Во ланд.

Проблема личности и власти разрешается Мастером и Булгаковым в сцене противостояния Иешуа и Понтия Пилата. Всемогущий прокуратор Иудеи сам зависим от Рима. Он готов помочь бродячему проповеднику, спасти его. И он задает вопрос: «Ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил? Или... не... говорил?» Но перед его мысленным взором всплывает плешивая голова с редкозубым золотым венцом, и вспо­минается закон об оскорблении величества. И он утвер­ждает смертный приговор. Прозванный Всадником Зо­лотое Копье, прокуратор был храбрым воином на поле брани. Но здесь он струсил. Он боится доноса. Он боится потерять свою власть и оказаться виновным в глазах римского кесаря, от которого не может быть пощады. И он идет против своей совести, которая подсказывала ему, что Иешуа невиновен и его надо спасти. Позднее, допра­шивая Левия Матвея, прокуратор хочет знать о после­дних словах Иешуа и слышит, что тот сказал о трусости как самом страшном и постыдном пороке. Понтий Пи­лат совершил из-за трусости предательство, расплатой за которое стало страдание на протяжении двух тысяч лет, когда его непрощенная душа не знает успокоения. В конце романа мы узнаем, что Понтий Пилат прощен самим Иешуа, который сказал, что казни не было.

Как властитель Иудеи Понтий Пилат вроде бы сво­боден. Но у него нет внутренней свободы, т. е. решимо­сти поступать так, как велит совесть и чувство справед­ливости, он несвободен внутренне. За внутреннюю сво­боду, за чистую совесть жизнь требует высокую цену. Такую цену за внутреннюю свободу платит Иешуа, а в московской ситуации XX века — Мастер, создающий свое произведение так, как велит совесть и талант. И каж­дый из них делает выбор между Добром и Злом: чему служить, на чью сторону встать. Выбор тоже дорого сто­ит. Левий Матвей, сборщик податей, уверовав в истину, проповедуемую Иешуа, бросает деньги на дорогу и уст­ремляется за проповедником. Потом он готов ценою своей жизни избавить распятого от мук. Такой же под­виг верности совершает Маргарита, пытаясь и надеясь найти и освободить Мастера. Эти параллели в романе Булгакова призваны убедить читателя в вечности и зло­бодневности проблем Добра и Зла, верности и преда­тельства, человека и власти. С ними связаны вопросы ответственности и возмездия за предательство, совершен­ное сознательно, из эгоистических побуждений. Распра­ву над Иудой творит начальник тайной службы Афра-ний, направляемый тем же Пилатом. И если прокура­тор все-таки прощен Га-Ноцри, хоть и через тысячи лет, Иуде прощения нет.

Тема милосердия и прощения звучит во многих эпи­зодах романа. Маргарита, пообещав заступиться за Фри­ду, умоляет Воланда простить ее. И она прощена, пото­му что выше всего милосердие. И в нем, милосердии и прощении, и заключена истина. Прощен и Мастер, сжег­ший свой роман, хотя ему дарован не свет, а только покой, так нужный его исстрадавшемуся сердцу.Проекция этой проблематики представлена в москов­ских эпизодах. Сюжетная линия Воланда и его свиты построена автором не только как противостоящая ли­нии Иешуа. Воланд действует как судья в продажном мире московских критиков и литераторов, услужливо готовых затравить того, на кого укажут сверху. Жерт­вами Воланда оказываются те, кто заслужил наказание. Это не только дельцы от литературы. Это и жулики администраторы, и вся чиновно-бюрократическая систе­ма, которая стала господствующей силой, прикрываясь демагогией о диктатуре пролетариата. Автор относится снисходительно-иронически к проделкам подручных Во­ланда и отчасти к нему самому, показывая, что он и его свита не так уж страшны по сравнению с тем, что тво­рят имеющие власть или поощряемые властью. Воланд понимает художника и даже пытается его защитить.

Но какой смысл имеет вмешательство нечистой силы в человеческие дела? Ради воцарения справедливости и наказания виновных? Дело в том, что восстановить нрав­ственные нормы жизни некому: никто об этом не забо­тится, нет в реальности той силы, которая боролась бы со злом. То, что во время действия романа творится в Моск­ве, по справедливости может быть названо адом. Поэтому закономерно появление в ней Воланда и его свиты.

Противоестественность московских нравов не только втом, что в столице господствуют бюрократы, жулики и проходимцы, В писательской среде поддерживаются без­дарности, существует целая корпорация литературных критиков, которые шельмуют талантливые книги и их творцов. А молодым, неопытным, иногда невежествен­ным людям заказывают (!) произведения на определен­ную тему, как была заказана Берлиозом атеистическая поэма Ивану Бездомному. Потом поэт сам, как и другие его собратья по цеху, признаются, что писали совершен­но бездарные вещи. Но Ивану Бездомному повезло: он познакомился и подружился с Мастером, хотя и в «доме скорби» — в психиатрической лечебнице, из которой Мастеру уже не выйти. Теперь уже на новом материа­ле — московской жизни Мастера — возникает проблема человека и власти, художника и власти. И ситуация мало чем отличаемся от той, что была две тысячи лет назад.

В романе, создаваемом в конце 30-х годов, Булгаков не мог прямым текстом говорить о многих вещах. Он говорил о них намеками. Мастер, рассказывая о своей любви к Маргарите, замечает: «Через четверть часа пос­ле того, как она покинула меня, ко мне в окно постуча­ли». После этого Маргарита не может отыскать его сле­дов. Неизвестно, где был Мастер с «половины октября» до «половины января», только появился он в своем

дворике в том же пальто, но с оборванными пуговицами, а холод и страх стали его постоянными спутниками. Мастер вернулся оттуда, откуда не возвращались. Его, вероятно, сочли сумасшедшим, потому он и оказался в «доме скорби». Но он оказался в силах вдохновить Ива­на Понырева (поэта Ивана Бездомного).

Чего же испугались начальники пишущей братии, когда Мастер стал носить свой роман в редакции? Поче­му в рецензиях появилось, как клеймо, слово «пилатчи-на»? Они узнали в Понтии Пилате себя, поняли замысел художника и увидели в этом опасность. Поэтому так прискорбна судьба Мастера.