«Стихи о Москве»

Поэтический цикл М.И. Цветаевой «Стихи о Москве» включает в себя девять наиболее значительных стихотворений ее раннего творчества, написанных весной и летом 1916 года. Он воплощает характерные особенности цветаевского синтак­сиса (фрагментарность, обилие тире и восклицаний), пере­дающие взволнованное отношение лирической героини к ми­ру, любование красотой родного города.

В цикле «Стихи о Москве» изображен дореволюционный го­род, главным украшением которого являются храмы. Сорок со­роков церквей, купола, часовни, соборы изображены М.И. Цве­таевой в радостном величии, на фоне колокольного звона. «Как золотой ларчик, Иверская горит», — пишет Цветаева в третьем стихотворении цикла, имея в виду московскую чудотворную икону Божьей Матери. Празднование в честь этой иконы совер­шается как раз 31 марта, когда и написаны эти поэтические стро­ки (все три первых стихотворения цикла). Во втором стихотво­рении упоминается знаменитая икона «Нечаянная радость», также посвященная Божьей Матери. На иконе изображена гор­ница и перед нею на коленях — раскаявшийся грешник.

Лирическая героиня стихотворения обещает своему чуже­земному гостю, которому она показывает Москву, покрови­тельство богородицы («И на тебя с багряных облаков Уронит богородица покров»). Икона находится в Кремле, неслучайно Цветаева упоминает Спасские ворота. Но очевидно, что авто­ра интересуют не просто архитектурные красоты Москвы, а в первую очередь православные святыни. Празднование иконы Иверской Божьей Матери происходит во время Великого По­ста, о котором также упоминает Цветаева в цикле («Ты постом — говей, Не сурьми бровей»).

Каждое поколение бережно, как самую драгоценную свя­тыню, передает следующему из рук в руки Москву. Однако и после смерти лирическая героиня М.И. Цветаевой не отделяет свою судьбу от образа родного города («Мне же — вольный сон, колокольный звон, Зори ранние На Ваганькове», «В див­ном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой мне Будет радостно...»). Употребление древнерусского варианта слова «град» вместо современного «город» на уровне лексики под­черкивает древнюю историю Москвы.

Уже в ранней лирике М.И. Цветаевой мотив смерти явля­ется одним из ключевых. В четвертом стихотворении цикла лирическая героиня пытается представить картину своего про­щания с миром. Образ смерти ассоциируется у М.И. Цветае­вой с благообразием («Сквозь легкое лицо проступит — лик», «О, наконец, тебя я удостоюсь. Благообразия прекрасный по­яс!», «Меня окутал с головы до пят Благообразия прекрасный плат»), отстраненностью («Отцарствуют, отплачут, отгорят... Мои глаза») и покоем («Паломничество по дорожке черной К моей руке, которой не отдерну»).

В пятом стихотворении цикла М.И. Цветаева называет Москву «городом, отвергнутым Петром». Здесь имеется в ви­ду факт переноса Петром Первым столицы из Москвы в Пе­тербург. Однако М.И. Цветаева все равно считает Москву первым городом России. Для нее важен православный кален­дарь. Неслучайно в цикле упоминается Пасха, Троицын день и. наконец, Иоанн Богослов.

В восьмом стихотворении главной становится тема собор­ного единения («Москва! Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный, Мы все к тебе придем»).

От картины собственных похорон лирическая героиня мысленно переносится ко дню собственного рождения. По­следнее стихотворение цикла начинается и заканчивается лю­бопытной художественной деталью — образом красной ряби­новой кисти. Эта кисть в последней строфе стихотворения наделяется эпитетами «жаркий», «горький» и символизирует страстный, импульсивный характер лирической героини. «Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть», — пишет М.И. Цветаева.

Цикл «Стихи о Москве» создан в традициях русской пра­вославной культуры, и образ города воспринимается как сим­вол национальной святыни. Перестав быть официальной сто­лицей, Москва продолжает восприниматься лирической героиней как сердце родной земли, чему немало способствуют расположенные здесь православные храмы и иконы.

«Кто создан из камня, кто создан из глины...»

В стихотворении «Кто создан из камня, кто создан из глины...» М.И. Цветаева расшифровывает значение собст­венного имени. Имя «Марина» имеет значение «морская». Оно гармонично соответствует темпераменту цветаевской лирической героини, ее подвижности, энергичности и свое­волию, которым она так гордится. Главной в стихотворении становится идея самовыражения, воплощения неутомимой жизненной энергии, с которой лирическая героиня бросает в море жизни. М.И. Цветаева создает образ неукротимой сти­хии, которая бушует не только в реальности, но и в сердце лирической героини. Героиня уподобляется серебрящейся морской пене. Она в буквальном смысле сливается с ней, ис­пытывая чувство гармоничного единения с миром морской стихии. Беспутному своеволию морской купели в стихотво­рении противопоставлены земная соль, надгробные плиты, гранитные колена — статичные, приземленные образы.

В стихотворении важную художественную функцию вы­полняет звукопись. Это прежде всего причудливые переливы аллитерационных цепочек («Серебрюсь и сверкаю» (аллите­рации «с», «р»), «Мне дело — измена, мне имя — Марина» (аллитерация «м»), «Я с каждой волной — воскресаю! Да здравствует пена — веселая пена — Высокая пена морская» (аллитерация «в»)).

Кроме того, в стихотворении довольно много различных повторов.

Основным изобразительно-выразительным средством ста­новится метафора, благодаря которой содержание произведе-

ния воспринимается в двух образных планах. Во-первых, перед глазами читателя возникает поэтичная картина морского побе­режья с ритмичным накатом пенящихся волн. Во-вторых, становится понятной мятежная душа лирической героини, пе­ременчивая и своевольная. Морская стихия помогает ей возро­ждаться в пучине житейских испытаний. Стихотворение овеяно оптимистическим пафосом, духом бунтарства и свободомыс­лия, творческим стремлением к созиданию. Тематически про­изведение перекликается со стихотворением «Душа и имя», в котором М.И. Цветаева также упоминает о связях имени с мор­ской стихией. Впоследствии она несколько переосмыслила свое отношение к образу моря. В произведении «Мой Пушкин» М.И. Цветаева писала: «...Безграмотность моего младенческого отождествления стихии со стихами оказалась — прозрением: «свободная стихия» оказалась стихами, а не морем, стихами, то есть единственной стихией, с которой не прощаются никогда» (М. Цветаева Проза поэта. М., 2001, с. 113).