Максим Горький и «новая» детская литература

Работа М.Горького (1868—1936) в области детской литерату­ры поражает своей широтой, масштабностью. По замечанию Мар­шака «в литературном наследии Горького нет ни одной книги, целиком посвященной воспитанию... Однако едва ли найдется во всем мире еще один человек, который бы сделал для детей так много».

Статьи и выступления о детской литературе. Уже в первых своих газетных статьях (1895— 1896) М. Горький тре­бовал обязательного изучения в школах лучших образцов совре­менной литературы, воспитания художественного вкуса у детей. Мысли о воспитании не оставляли писателя до конца дней, хотя он и не считал себя педагогом. Он был убежден, что «детей долж­ны воспитывать люди, которые по природе своей тяготеют к это­му делу, требующему великой любви к ребятишкам, великого тер­пения и чуткой осторожности в обращении с ними». В 1910 году в послании к Третьему международному конгрессу семейного вос­питания М. Горький формулирует свои требования к воспитанию детей. А в речи на заседании Лиги социального воспитания в 1917 году останавливается на целях воспитания: насыщение чело­века знаниями о мире и о нем самом, формирование характера и воли, развитие способностей.

Многое из сказанного тогда Горьким актуально и сегодня. На­пример, его мысли о воспитании, свободном от «указки государ­ства», его протест против использования детей как «орудия, силою которого государство расширяет и укрепляет свою власть». Горький ратует за радостное детство и за воспитание такого человека, для которого жизнь и труд — наслаждение, а не жертва и подвиг; а общество «подобных ему — среда, где он совершенно свободен и с которой его связывают инстинкты, симпатии, сознание величия задач, поставленных обществом в науке, искусстве, труде». Воспи­тание такого человека Горький связывает с ростом культуры и вы­двигает тезис: «Охрана детей — охрана культуры».

В той же речи М. Горький говорил о страшных нравственных последствиях войн, а также призывал не забывать о пагубном вли­янии на потомство увлечения родителей алкоголем и требовал принятия государственных мер против спаивания русского наро­да, так как, говорил он, потомство алкоголиков особенно вос­приимчиво к «впечатлениям болезненного порядка и не очень здорово психически».

Основа культуры народа — его язык; поэтому, считал Горь­кий, приобщение детей к народному языку — одна из важнейших задач воспитателя. У литературы здесь особая роль, ибо для нее язык — «первоэлемент... основное орудие ее и вместе с фактами, явлениями жизни — материал...».

В статье «Человек, уши которого заткнуты ватой» (1930) пи­сатель говорил о природной склонности ребенка к игре, в кото­рую непременно входит и словесная игра: «Он играет и словом и в слове, именно на игре словом ребенок учится тонкостям родно­го языка, усваивает музыку его и то, что филологически называ­ют "духом языка". Дух языка сохраняется в стихии народной речи.

Легче всего дети постигают «красоту, силу и точность» родного языка «на забавных прибаутках, поговорках, загадках».

В этой же статье Горький выступает и в защиту развлекатель­ной детской литературы. Ребенок до десятилетнего возраста, заяв­ляет писатель, требует забав, и требование его биологически за­конно. Он и мир познаёт через игру, поэтому детская книга долж­на учитывать потребность ребенка в увлекательном, захватываю­щем чтении.

Можно понять настойчивость, с которой М. Горький в 1930 году отстаивал право детей на детство и право их писателей на развле­чение своего читателя. Дети рассматривались тогда официальны­ми органами и педагогами как подрастающие «строители нового мира», которых нужно как можно скорее включать в конкретное дело «строительства». «Было бы и вредно, и даже преступно, — протестовал против этой поспешности Горький, — втискивать детей в "серьезное", слишком грубо насилуя их неорганизован­ную и податливую волю».

«Я утверждаю: с ребенком нужно говорить забавно», — про­должает М. Горький развивать эту принципиальную для него мысль в другой статье 1930 года — «О безответственных людях и о дет­ской книге наших дней». Статья была направлена против тех, кто считал, что забавлять ребенка с помощью искусства — означает не уважать его. Между тем, подчеркивал писатель, даже первона­чальное представление о таких сложных понятиях и явлениях, как Солнечная система, планета Земля, ее страны, может быть пре­подано в играх, игрушках, веселых книжках. Даже о «тяжелых дра­мах прошлого можно и нужно рассказывать со смехом. Пусть дети знают забавную историю о том, как идиотизм людей, которые заботились навеки утвердить свое личное благополучие, затруд­нял развитие общечеловеческой культуры, задерживал и личное культурное развитие командующих идиотов».

Очень нужны юмористические персонажи, которые явились бы героями целых серий, продолжает Горький свои рассуждения в статье «Литературу — детям» (1933). Здесь дана целая программа образования и нравственного развития подрастающего поколения. Писатель сетовал, что очень мало пока удачных книжек для млад­шего возраста, и изданы они ничтожными тиражами. Подчерки­вал, что книга должна говорить с маленьким читателем языком образов, должна быть художественной. «Дошкольникам нужны про­стые и в то же время отмеченные высоким художественным мас­терством стихи, которые давали бы материал для игры, считал­ки, дразнилки». Необходимо издать и несколько сборников, со­ставленных из лучших образцов фольклора.

М.Горький призывал издателей тщательно отбирать «наиболее ценные книги из мировой и советской литературы, как общей, так и детской», привлекать к детской литературе «широкие кадры писателей, ученых и художников». Огорчался из-за того, что дети находятся за кругом внимания литераторов: «...сочинители как будто считают ниже своего достоинства писать о детях и для детей».

Как известно, Горький много работал с начинающими писа­телями; некоторые из них под его влиянием обратились к детской литературе. Он советовал молодым авторам читать народные сказ­ки (статья «О сказках»), ибо они развивают фантазию, заставля­ют начинающего литератора оценить значение выдумки для ис­кусства, а главное, они способны «обогатить его скудный язык, его бедный лексикон». И детям, считал Горький, крайне нужно чтение сказок, как и произведений других фольклорных жанров. В конкретные планы изданий детских книг он рекомендовал вклю­чать русские былины, греческие мифы, скандинавский эпос, сказ­ки из «Тысячи и одной ночи»; даже предлагал выпустить серию книг «Для чего и как люди создавали сказки».

М.Горький высказывал свое мнение о том, как строить образ героя в детской литературе: следует несколько преувеличить как хорошие, так и плохие его черты; более определенно, чем во взрос­лой книге, выражать авторское отношение к персонажам; в кни­гах для младшего возраста уместнее раскрывать характер героя через его поступки, а для детей постарше — показывать процесс ста­новления характера.

Свои взгляды М. Горький стремился воплотить в жизнь. Он стал инициатором создания первого в мире детского издательства и участвовал в обсуждении его планов, как и планов детских теат­ров. Он переписывался с молодыми писателями и даже с детьми, чтобы узнавать их запросы и вкусы. Он намечал темы детских книг, которые затем разрабатывались писателями и публицистами — популяризаторами науки. По его инициативе возник первый по­слереволюционный детский журнал — «Северное сияние».

Тема детства в произведениях М.Горького. Рас­сказы писателя для детей публиковались еще до революции. Неко­торые из них печатались в периодически издававшихся сборниках «Знание», которые пользовались большой популярностью в де­мократической среде.

В 1913—1916 годах Горький работал над повестями «Детство» и «Влюдях», продолжившими традицию автобиографической про­зы о детстве. Однако Алеша Пешков, герой повестей, вряд ли мог бы сказать о своем детстве вслед за Николенькой Иртеньевым: «О счастливая, невозвратимая пора!» И дело не только во вне­шних обстоятельствах («золотое детство» в дворянской усадьбе и «свинцовые мерзости» провинциального городка). Принципиаль­но отличаются сами творческие задачи художников. Лев Толстой акцентирует внимание на внутренней жизни ребенка, на форми­ровании его личности под благотворным влиянием окружающих людей и обстоятельств. Горький все внимание направляет на со­циально-нравственное самоопределение героя, происходящее во многом благодаря противостоянию окружающим.

Мещанство было для Горького средоточием низменных побуж­дений, невежества, стяжательства, застоя. Хотя и в этой среде он выделяет людей, близких его душе, но среда в целом вызывала у него глубокую неприязнь. Многочисленные бытовые картины в «Детстве» убедительно работают на мысль писателя: если в чело­веке не убита живая душа, он найдет в себе силы вырваться из такой среды, изменить свою жизнь на более осмысленную.

Очень важен и многомерен в повести образ бабушки, Акулины Ивановны. Писатель типизировал конкретный образ своей бабуш­ки, которая отличалась умом и высокой нравственностью. Душев­ным богатством бабушка щедро делится с Алешей: «До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, появилась она, разбудила, вывела на свет, связала все вокруг меня в непрерывную нить...» Акулина Ивановна крепко хранит в себе народные нравственные заповеди и старается приобщить к ним внука, чтобы в дальней­шей жизни он «злого бы приказу не слушался, за чужую совесть не прятался». От бабушки Алеша слышит и великолепную рус­скую речь, впитывает все то, что может дать растущему человеку народное творчество.

Но мещанская среда нередко губила людей. Дед, человек неза­урядный, становится самодуром, способным на самые жестокие поступки. Добрая, чуткая мать Алеши оказывается беззащитной жертвой, не способной защитить ни себя, ни своего ребенка. Ве­селый, талантливый Цыганок погублен злобными людьми.

Нравственное взросление Алеши, «выламывание» его из ме­щанской среды начинается с протеста против ее мерзостей и же-стокостей. У него возникает и романтическое стремление защи­тить слабых, забитых, угнетенных. Взросление человека в пред­чувствии битвы со «свинцовыми мерзостями» жизни тонко пока­зано в продолжении «Детства» — повести «В людях». Такой путь становления личности неизбежно приводит человека, по мысли Горького, к участию в революционном движении.

В рассказах писателя дети часто оказываются несчастными, обиженными, порой даже гибнут, как, например, Ленька из рас­сказа «Дед Архип и Ленька» (1894). Пара нищих — мальчик и его дедушка — в своих странствиях по югу России встречаются то с людским сочувствием, то с равнодушием и злобой. «Ленька был маленький, хрупкий, в лохмотьях он казался корявым сучком, отломленным от деда — старого иссохшего дерева, принесенного и выброшенного сюда, на песок, на берег реки».

Горький наделяет своего героя добротой, способностью к со­чувствию, честностью. Ленька, по натуре поэт и рыцарь, хочет заступиться за маленькую девочку, потерявшую платок (за та­кую потерю ее могут побить родители). Но дело в том, что пла­ток подобрал его дед, который к тому же украл казацкий кин­жал в серебре. Драматизм рассказа проявляется не столько во внешнем плане (казаки обыскивают нищих и выдворяют их из станицы), сколько в переживаниях Леньки. Его чистая детская душа не принимает поступков деда, хотя и совершённых ради него же. И вот уже смотрит он на деда новыми глазами, и лицо деда, еще недавно родное, становится для мальчика «страшно, жалко и, возбуждая в Леньке то, новое для него, чувство, за­ставляет его отодвигаться от деда подальше». Чувство собствен­ного достоинства не покинуло его, несмотря на нищую жизнь и все связанные с ней унижения; оно настолько сильно, что тол­кает Леньку на жестокость: он говорит умирающему деду злые, обидные слова. И хотя, опомнившись, просит у него прощения, но кажется, что в финале смерть Леньки наступает и от раская­ния тоже. «Сначала решили похоронить его на погосте, потому что он еще ребенок, но, подумав, положили рядом с дедом, под той же осокорью. Насыпали холм земли и на нем поставили гру­бый каменный крест».

Подробные описания душевного состояния ребенка, взволно­ванный тон рассказа, его жизненность привлекли внимание чита­телей. Резонанс был именно таким, какого и добивались револю­ционно настроенные писатели той поры: читатели проникались сочувствием к обездоленным, возмущались обстоятельствами и законами жизни, которые допускают возможность такого суще­ствования ребенка.

«Скучную и нелегкую жизнь изживал он», — говорит писатель о Мишке, герое рассказа «Встряска» (1898). Подмастерье в ико­нописной мастерской, он делает множество самых разных дел и за малейшую промашку его бьют. Но вопреки тяжести быта маль­чик тянется к красоте и совершенству. Увидев клоуна в цирке, он пытается передать свое восхищение всем окружающим — масте­рам, кухарке. Оканчивается это плачевно: увлекшись подражанию клоуну, Мишка случайно смазывает краску на сырой еще иконе; его жестоко избивают. Когда он, со стоном схватившись за голо­ву, упал к ногам мастера и услышал смех окружающих, то этот смех «резал Мишке душу» сильнее физической «встряски». Ду­шевный взлет мальчика разбивается о людское непонимание, оз­лобленность и равнодушие, вызванные монотонностью, серой буд­ничностью жизни. Избитый, он во сне видит себя в костюме кло­уна: «Полный восхищения пред своей ловкостью, веселый и гор­дый, он прыгнул высоко в воздух и, сопровождаемый гулом одоб­рения, плавно полетел куда-то, полетел со сладким замиранием сердца...» Но жизнь жестока, и назавтра ему предстоит «снова проснуться на земле от пинка».

Свет, идущий от детства, уроки, которые дают дети взрос­лым, детская непосредственность, душевная щедрость, бессреб­реничество (хотя часто им самим приходится зарабатывать на жизнь) — вот чем наполнены рассказы М. Горького о детях.

Десятилетний Пепе из «Сказок об Италии» (1906—1913) по­стоянно весел и беззаботен, «его все занимает: цветы, густыми ручьями текущие по доброй земле, ящерицы среди лиловатых кам­ней, птицы в чеканной листве олив, в малахитовом кружеве ви­ноградника, рыбы в темных садах на дне моря...» Мальчик пред­стает перед читателем как неотъемлемая часть прекрасной приро­ды. Из столкновений с жизненными заботами он пока выходит победителем. Теплым юмором полны описания его «подвигов»: доверчивая синьора поручила ему отнести корзину с яблоками, но он по пути подрался со сверстниками («ведь они начали сме­яться над моей матерью») и яблоки использовал в качестве мета­тельных снарядов. Брюки богатого американца очень пригодились Пепе: от его собственных штанов «на ногах оставалось совсем не­много». И он очень удивился, что американец недоволен таким оборотом дела: будь у Пепе столько брюк, он бы обязательно по­делился. Веселое лукавство и беззаботное озорство мальчика вы­зывают симпатию к нему у читателей, а взрослые, окружающие его в рассказе, гадают, кем он станет, когда вырастет: анархи­стом, поэтом... Но «всеми почитаемый Пасквлино говорит свое:

— Дети будут лучше нас, и жить им будет лучше!»

Сказки. Горьковские «Сказки об Италии» носят такое назва­ние условно: это рассказы о стране, в которой он провел долгие годы. (В 1921 году М. Горький уехал за границу, в частности, из-за обострившегося туберкулеза легких.) Но есть у него и подлинные сказки. Первые из них предназначались для сборника «Голубая книжка» (1912), адресованного маленьким детям. Вошла в сбор­ник сказка «Воробьишке», а другая — «Случай с Евсейкой» — ока­залась для этого сборника слишком взрослой. Появилась она в том же году в приложении к газете «День». В этих сказках действуют чудесные, умеющие разговаривать животные, без которых ска­зочный мир не мог бы существовать.

Воробьишко Пудик летать еще не умел, но уже с любопыт­ством выглядывал из гнезда: «Хотелось поскорее узнать, что та­кое Божий мир и годится ли он для него». Пудик очень любозна­телен, все-то ему хочется понять: отчего деревья качаются (пусть перестанут — тогда и ветра не будет); почему это люди бескры­лые — им что, кошка крылья оборвала?.. Из-за непомерного лю­бопытства Пудик и попадает в беду — вываливается из гнезда; а уж кошка «рыжая, зеленые глаза» тут как тут. Происходит сраже­ние между мамой-воробьихой и рыжей разбойницей. Пудик от страха даже первый раз в жизни взлетел... Все кончилось благопо­лучно, «если забыть о том, что мама осталась без хвоста».

В образе Пудика ясно проглядывает характер ребенка — непо­средственного, непослушного, шаловливого. Мягкий юмор, не­броские краски создают теплый и добрый мир этой сказки. Язык ясный, простой, понятный малышу. Речь персонажей-птичек ос­нована на звукоподражании:

— Что, что? — спрашивала его воробьиха-мама.

Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:

— Чересчур черна, чересчур!

Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:

— Чив ли я?

Мама-воробьиха одобряла его:

— Чив, чив!

Характер героя в сказке «Случай с Евсейкой» посложнее, ибо герой и по возрасту старше Пудика. Подводный мир, где оказыва­ется мальчик Евсейка, населен существами, которые находятся друг с другом в непростых отношениях. Маленькие рыбешки, на­пример, дразнят большого рака — поют хором дразнилку:

Под камнями рак живёт, Рыбий хвостик рак жует. Рыбий хвостик очень сух, Рак не знает вкуса мух.

В свои отношения подводные жители пытаются втянуть и Ев-сейку. Он же стойко сопротивляется: они — рыбы, а он — человек. Ему приходится хитрить, чтобы не обидеть кого-нибудь неловким словом и не навлечь на себя неприятностей. Реальная жизнь Ев-сейки переплетается с фантастикой. «Дуры, — мысленно обраща­ется он к рыбам. — У меня по русскому языку в прошлом году две четвёрки было». К финалу действие сказки движется через цепь забавных ситуаций, остроумных диалогов. В конце концов оказы­вается, что все эти чудесные события Евсейке приснились, когда он, сидя с удочкой на берегу моря, заснул. Так Горький решил традиционную для литературной сказки проблему взаимодействия вымысла и реальности.

В «Случае с Евсейкой» много легких, остроумных стихов, охотно запоминаемых детьми. Еще больше их в сказке «Самовар», кото­рую писатель включил в первую составленную и отредактирован­ную им книгу для детей — «Елка» (1918). Этот сборник — часть большого плана писателя по созданию библиотеки детской лите­ратуры. Сборник был задуман книжкой веселой. «Побольше юмо­ра, даже сатиры», — напутствовал Горький авторов. Чуковский вспоминал: «Сказка самого Горького "Самовар", помещенная в начале всей книги, есть именно сатира для детей, обличающая самохвальство и зазнайство. "Самовар" — проза в перемежку со стихами. Вначале он хотел назвать ее "О самоваре, который за­знался", но потом сказал: "Не хочу, чтобы вместо сказки была проповедь!" — и переделал заглавие».

Действительно, в сказке нет «проповеди», но нравоучение без­условно содержится. Однако заключено оно в такую забавную, игровую форму, что воспринимается читателем легко и весело, без малейшего протеста. Герой сказки Самовар «и вправду, очень любил хвалиться; он считал себя умницей, красавцем, ему давно уже хотелось, чтоб Луну сняли с неба и сделали из нее поднос для него». Каждый персонаж этой сказки обладает своим голосом. Синий сливочник, из которого вылили все сливки, раздраженно говорит пустой стеклянной сахарнице: «Все пустое, все пустое! Надоели эти двое». А сахарница отвечает «сладеньким голосом»: «Да, их болтовня раздражает и меня». Чайник, чашки, самоварная тушилка общаются между собой только стихами, причем все пых­тят, фыркают... Самовар разваливается на кусочки — тут и сказке конец.

В одном из писем детям Горький замечал: «Я хотя и не очень молод, но не скучный парень и умею недурно показывать, что делается с самоваром, в который положили горячих углей и забы­ли налить воду». Однако этим смысл сказки, конечно же, не ис­черпывается; он приоткрывается маленькому читателю в финаль­ном бормотании тушилки:

Вот смотрите: люди вечно Жалуются на судьбу, А тушилку позабыли Надеть на трубу!

В сборнике «Елка» была напечатана и сказка Горького «Про Иванушку-дурачка». Чуковский рассказывал: когда речь зашла о сказочном тексте, где фигурировал бы этот фольклорный герой, Горький вспомнил сказку, слышанную им в детстве от бабушки. «И, не глядя ни на кого, даже словно конфузясь, стал рассказы­вать нам волшебную сказку о глупом Иванушке, который жил работником у медведя Михаилы Потапыча». Через несколько дней он записал ее и отдал для сборника.

«Про Иванушку-дурачка» — не просто запись фольклорного про­изведения, хотя и имеет подзаголовок: «Русская народная сказка». Это литературная, т.е. авторская, сказка, созданная на народной основе. Стиль и язык здесь — типично горьковские, а из фолькло­ра — характер юмора. Герой совершает столь нелепые поступки, что даже сердиться на него невозможно. Хозяин-медведь от души хохочет, когда Иванушка несет в лес снятую с петель дверь, кото­рую ему велели стеречь.

«Экой ты дурачок! Вот я тебя съем за это!» — заявляет медведь. А Ива­нушка отвечает: «Ты лучше детей съешь, чтоб они в другой раз отца-матери слушались, в лес не бегали!» Медведь еще сильней смеется, так и катается по земле со смеху!

Сказка много раз переиздавалась. В ней нашли свое отражение взгляды М.Горького на народную сказку как на неиссякаемый источник оптимизма и юмора, к которым необходимо приобщать и детей, а также его подход к литературной обработке фольклора.

Общественные идеи и творческие принципы М.Горького, его многообразная деятельность на ниве отечественной культуры лег­ли в основу дальнейшего развития детской литературы.