Л. Пантелеев

Л.Пантелеев — литературный псевдоним Алексея Ивановича Еремеева (1908— 1987). В литературу он вошел вместе с Григорием Григориевичем Белых (1906— 1938) как соавтор повести «Респуб­лика Шкид» (1927) — о школе-коммуне для беспризорников.

В повести сочетаются элементы мемуарных записей, очерков, рассказов, литературного портрета. Разнородный материал скла­дывается в цикл (и в дальнейшем творчестве Л.Пантелеев будет придерживаться принципа циклизации своих произведений). Важ­ное значение имеет иронический тон повествования: с его помо­щью передается дистанция между прошлым и настоящим, когда герои-шкидовцы выросли и стали нормальными людьми, а «дефек­тивность» осталась не более чем забавным воспоминанием дет­ства. Идея преодоления, перевоспитания, социологизации лич­ности питает все повествование. Голоса повествователей — быв­ших героев этой «педагогической поэмы» — звучат живо и заинте­ресованно; личностный, но вместе с тем объективный взгляд на реалии трудного детства убеждает читателя полностью довериться свидетельствам и оценкам авторов.

Основное отличие «Республики Шкид» от «Педагогической поэмы» (1925—1935) А.С.Макаренко определяется иной точкой зрения на процесс перевоспитания «дефективных»: в одном слу­чае это взгляд педагога-экспериментатора, новатора, в другом — взгляд самих воспитуемых на «халдеев», на разные «методы» вос­питания, на весь процесс переформирования сложившихся уже личностей. Макаренко не принял «Республику Шкид», точнее, систему В. Н.Сороки-Росинского — известного педагога (15 лет стажа, печатные труды по педагогике), возглавлявшего Школу социально-индивидуального воспитания им. Ф.М.Достоевского. Максим Горький же с радостью поддержал молодых писателей, оценил их книгу как большую удачу.

Пантелееву и Белых были интересны самые разные люди; в жадном интересе ко всякому человеку проявляется их любовь к жизни вообще. Каждый из героев — воспитанников и воспи­тателей — мог бы стать центральным персонажем своего рома­на. Кажется, что даже некоторая сумбурность в следовании глав происходит из этого жадного интереса, обилия воспоминаний. Своеобразие композиции книги сразу отмечается читателем. Записи еще свежих воспоминаний выстраиваются в хронологи­ческой последовательности, но между отдельными событиями часто нет связок, образуются «пустоты» в биографическом вре­мени. Соавторы сумели ухватить «нерв» каждого эпизода, что подчеркивается и перечнем маленьких подзаголовков в каждой главе. Скрученная пружина действия обозначена в преддверии глав, каждая история обладает законченностью, каждая глава содержит вывод-урок. Сложенные в одно, эти истории переда­ют непростой, запутанный путь бывших воров и беспризорни­ков «в люди».

В первой половине повести преобладают портреты воспитан­ников и педагогов. Читатель узнает кое-что из прошлого героев, здесь обозначаются конфликты личных судеб. Можно, перефра­зируя Льва Толстого, сказать, что счастливые судьбы похожи одна на другую, а несчастен каждый по-своему: у каждого из юных героев свой конфликт не только с обществом, но и — шире — со временем, когда дети остаются наедине со своими проблемами и когда у педагогов нет возможности тщательно вникать в мотивы бродяжничества и преступлений. Знаменатель­но, что при большом уважении к Виктору Николаевичу Сороке -Росинскому авторы все же посвятили свое произведение товари­щам по школе.

Во второй половине книги преобладают рассказы о разных этап­ных событиях в жизни школы, тесно связанной с жизнью стра­ны, с преодолением анархии, разрухи, с переходом в более бла­гополучный этап истории.

Тема детства стала ведущей в творчестве Л. Пантелеева. Его рас­сказы, созданные в 1928 году, посвящены психологии детства («Карлушкин фокус», «Портрет», «Часы»). Уже на раннем этапе творчества Пантелеев показал себя мастером портретных характе­ристик и ярких сцен.

В рассказах для самых маленьких Пантелеев прибегал к веселой игре, перемежал прозу и стихи, искал форму, похожую на на­родный раешный театр («Карусели», «Веселый трамвай», «Свин­ка», «Раскидай», «Как поросенок говорить научился» и др.).

В 30-х годах в двух циклах определяются важнейшие темы писа­теля — «Рассказы о подвиге» и «Рассказы о детях». Воспитатель­ное начало становится ведущим в его творчестве. Тема социально­го и этического самоопределения детей-беспризорников посте­пенно сменяется темой детского героизма. Самый первый из рас­сказов о детском героизме — «Ночка» (1940) — написан в манере сказа, в интонациях устной повествовательной речи.

Программной стала статья Пантелеева «Юмор и героика в дет­ской книге» (1937). По его убеждению, смешное и героическое нужно изображать как часть повседневной жизни — так, как это принято в устном народном творчестве. Примером такого подхода может служить рассказ « Честное слово» (1941). Интересна история его создания.

В начале 1941 года редколлегия журнала «Костер» обратилась нескольким писателям с просьбой ответить детям на важные во­просы, связанные с представлениями о долге, чести и других эти­ческих понятиях. Рассказ Пантелеева был опубликован в шестом номере журнала, который вышел в самые первые дни войны. Па­фос рассказа оказался созвучен суровому времени. «Честное сло­во» надолго вошло в школьную программу.

История маленького часового, забытого старшими товарища­ми по игре, и смешна, и серьезна. Обычно в произведениях дет­ских писателей взрослый поучает ребенка, в этом же рассказе ре­бенок показывает взрослому пример истинной стойкости. Особенно примечательна тональность повествования. Не умиление или на­смешка, а уважение к малышу звучит в словах автора: «Еще не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек». Игру писатель обращает в подлинную жизнь, тем самым возвращая честному слову его высокое значение.

Ленинградская блокада, которую пережил Пантелеев, запечат­лена в его воспоминаниях и дневниковых записях «В осажденном городе» (1966). Автор воспроизводит реальную картину осажден­ного города, обращая особое внимание на маленьких детей — этих мучеников и героев войны.

В блокадном Ленинграде писатель продолжал создавать свои «Рассказы о подвиге», стремясь показать и объяснить внутрен­нюю природу стойкости, мужества ленинградцев. Как и «Честное слово», рассказы о детях военного поколения — «На ялике», «Маринка», «Долорес», «Главный инженер» — написаны от лица взрослого. Проблема, таящаяся в подтексте рассказов (особенно таких, как «На ялике» и «Долорес»), поставлена по-взрослому остро: если ребенок способен на подвиг и самопожертвование, если он готов умереть во имя победы, то готов ли взрослый к детской гибели, пусть даже и героической? Может ли быть изме­рена победа ценою детских жизней? Однозначного ответа писа­тель не предлагает, но в самой постановке проблемы чувствуется его поворот к народно-христианской этике. Недаром к концу жизни Пантелеев стал глубоко верующим христианином.

В 40-х годах писатель создает цикл из четырех рассказов о двух маленьких девочках — сестрах Белочке и Тамарочке: «В лесу», «На море», «Испанские шапочки» и «Большая стирка». Приключе­ния сестер служат толчком к познанию детьми самих себя. Драма­тические и комические ситуации рассказов обусловлены поляр­ными характерами героинь (Белочка простодушна, а Тамарочка коварна и предприимчива). Рассказы о Белочке и Тамарочке на­писаны в масштабе детского восприятия и в манере детской речи. Героини всерьез разгоняют тучи, могут нарочно потеряться в лесу и считают невероятным событием встречу с теленком. Любовь писателя к своим героиням искренна, но далека от умиления, потому что в смешных детских чертах уже проглядывают взрослые характеры.

Образы маленьких детей — в центре рассказов «Буква ТЫ», «Настенька». Взрослый повествователь и наблюдает за маленьким ребенком, и спорит с ним, и учится у него. Взрослый и ребе­нок — две полноценные личности, каждый со своим видением мира и своей речью. Можно приказать правильно называть букву «я», но как трудно объяснить разницу между «я» и «ты».

Педагогические принципы, которыми руководствовался Л.Пан­телеев, воспитывая маленькую дочь, нашли отражение в книге для родителей «Наша Маша» (1966). Это отцовский дневник, в котором отмечены и победы, и ошибки в воспитании крошечно­го ребенка. Позицию писателя-отца отличают спартанская требо­вательность, нравственный максимализм и вместе с тем любовь к ребенку. Писатель видит в ребенке «завязь, росток будущего чело­века» и считает, что ради его счастья взрослые обязаны направ­лять его волю на самоограничение, приучать его к суровой дис­циплине и чувству долга.

Автобиографические мотивы детства легли в основу позднего цикла рассказов писателя — «Дом у Египетского моста» (1973 — 1978).