Михаил Михайлович Пришвин

М.М.Пришвин (1873—1954) был одним из певцов природы, завещавших детям любить ее, познавать ее тайны, не стремясь что-то в ней ломать и переделывать.

Будущий писатель учился сначала в сельской школе, затем в Елецкой гимназии (Орловская губерния). Сдав экстерном экзаме­ны за гимназический курс, он поступил в Рижский политехни­ческий институт на химико-агрономическое отделение и стал аг­рономом. Первые его произведения — сугубо научные статьи по агрономическим проблемам. Свой приход в художественную ли­тературу Пришвин считал счастливой случайностью.

Первый рассказ писателя — «Сашок» — был напечатан в дет­ском журнале «Родник» (1906. — № 11 — 12), когда автору испол­нилось уже 33 года. В этом рассказе возникают темы, которым При­швин будет привержен всю свою творческую жизнь: единство не­повторимо прекрасной и таинственной природы и взаимозависи­мость природы и человека. А широкую известность принесла ему книга очерков «В краю непуганых птиц» (1906), в которой отрази­лись впечатления от поездки по северу России в составе этногра­фической экспедиции. За эту книгу Пришвин был награжден се­ребряной медалью Русского географического общества и стал его действительным членом. Тогда же писатель ощутил свое призва­ние — быть выразителем «души природы»; в природе он видел вечный источник радости и творческих сил человека. О следую­щей своей книге — «За волшебным колобком» (1907) — сам пи­сатель говорил, что это — «путешествие в страну без имени, без территории, куда все мы в детстве бежим... туда, где сохранилась древняя Русь, где не перевелись бабушки-задворенки, Кощеи Бессмертные и Марьи Моревны».

Особенности личности и таланта Пришвина — оптимизм, вера в человеческие возможности, в добрые начала, естественно зало­женные в каждом, поэтичность восприятия мира. Все это способст­вовало тому, чтобы начать писать для детей. Часто и те его произ­ведения, которые не предназначались маленьким читателям, ста­новились детским чтением. Хрестоматийным детским рассказом стала, например, завершающая глава его книги о художествен­ном творчестве «Журавлиная родина» (1929) — «Ребята и утя­та». Сюжет этой главы несложен: маленькая дикая утка перево­дит через дорогу утят, а видевшие это ребята «закидывают их шап­ками», чтобы поймать. И столь же прост вывод — обращение рас­сказчика к читателям: берегите птиц, населяющих лес и воды, дайте им совершить святое дело — вырастить своих детей! Писа­тель наполняет рассказ атмосферой радости бытия. Дети, отпу­стив утят, сами становятся добрее и чище.

Пришвин считал, что отделять детскую литературу от взрослой непреодолимой преградой не следует. «Испытанием таланту писа­теля для взрослых может служить маленькая вещица, годная в детскую хрестоматию, — замечал он. — Напротив, это плохой детский писатель, кто может писать только для детей».

Пришвин признавался, что больше всего боится «подыгрыва­ния детям, скидки на возраст». Он вкладывал в произведения для них полную меру знаний об окружающей жизни и природе, при этом стремясь к увлекательности и поэтичности изображе­ния. «Открыть в поэзии дверь для знаний и соединить одно с другим» — вот его задача. Не отрицая возрастных особенностей литературы для маленьких читателей, писатель обращался преж­де всего к ребенку, сохранившемуся в душе каждого взрослого. Вероятно, поэтому его произведения захватывают чувства и де­тей, и взрослых.

Писатель находил особую интонацию, манеру общения с детьми разного возраста. Для его рассказов, обращенных к подросткам, характерна мягкая разговорная манера, побуждающая к собствен­ным наблюдениям и раздумьям; в таких рассказах готовые выводы исключаются, авторское мнение не навязывается. А для малень­ких читателей он считал главным условием «простоту». Но про­стота бывает разная, говорил Пришвин. Есть внешняя простота примитива, а есть простота, возникающая как результат полного владения материалом и любви к своему читателю. «Нигде так не нужна простота языка, — писал он, — как в рассказах для ребен­ка младшего возраста, но никакой мастер и мудрец от стилистики не напишет такого рассказа, если он в то же время не способен погладить ребенка словом, как погладил бы его просто рукою по голове любящий детей человек».

Детские рассказы Пришвин создавал на протяжении всей сво­ей творческой жизни. Впоследствии они были объединены в не­сколько циклов: «Золотой луг», «Лисичкин хлеб», «Дедушкин ва­ленок».

«Чудеса... совершаются везде и всюду и во всякую минуту на­шей жизни, но только часто мы, имея глаза, их не видим, имея уши — не слышим», — писал Пришвин. Детские его рассказы и направлены на то, чтобы раскрыть чудеса обычной жизни, пока­зать необыкновенное в обыкновенном. Крошечная его зарисовка «Быстрик» состоит всего из нескольких фраз: «Вот полянка, где между двумя ручьями я недавно белые грибы собирал. Теперь она вся белая: каждый пень накрыт белой скатертью, и даже красная рябина морозом напудрена. Большой и спокойный ручей замерз, а маленький быстрик все еще бьется». Вот и весь рассказ, но сколько в нем философии и красоты! Так и видишь белизну снега на земле и на пнях и контрастный красный цвет рябины, хоть и припуд­ренной изморозью. И какая чудесная сила видится в этом быстри-ке, который все еще бьется, сопротивляясь морозным оковам.

В миниатюре «Беличья память» передан, казалось бы, обыч­ный эпизод лесной жизни: белка грызла заготовленные ею с осени орехи, и рассказчик увидел это по следам на снегу. «Что за чудо!» — восклицает он восхищенно. Пришвин приглашает чи­тателя подивиться вместе с ним мудрости природы, сноровке зверька: «Но самое удивительное — она не могла отмеривать, как мы, сантиметры, а прямо на глаз с точностью определяла, ныряла и доставала. Ну как не позавидовать беличьей памяти и смекалке!»

Человек может быть сотворцом чуда в природе. Он, например, освобождает деревья из снежного плена, так как знает «одно про­стое волшебное средство»: «Я выламываю себе хорошую, увеси­стую палочку, и стоит мне только этой палочкой хорошенько стук­нуть по склоненному дереву, как снег валится вниз, дерево пры­гает вверх и уступает мне дорогу. Медленно так я иду и волшеб­ным ударом освобождаю множество деревьев».

Пришвинская миниатюра может состоять всего из одной строч­ки: «Удалось услышать, как мышь под снегом грызла орешек». А вот миниатюра из двух предложений: «Думал, случайный вете­рок шевельнул старым листом, а это вылетела первая бабочка. Думал, в глазах это порябило, а это показался первый цветок». Одно мгновение тишины и внимания — и услышишь по хрусту кореш­ка, как даже под снегом идет своя жизнь. Или увидишь «явление» первой бабочки, первого цветка. Благодаря таким миниатюркам читатель иными глазами посмотрит на то, мимо чего раньше про­ходил не замечая, да еще и захочет узнать о природе что-то но­вое, свое.

Писатель верил в исцеляющую, обогащающую тайную силу природы и стремился приобщить к ней своего маленького читате­ля. В тех рассказах, где действуют и дети, это стремление выраже­но более открыто, так как там затрагивается моральная пробле­матика, поведение детей в мире природы.

Крошечный рассказ «Лисичкин хлеб» дал название книге, вы­шедшей в 1939 году. Героиня рассказа Зиночка вовлечена автором в своеобразную игру: узнав от него о том, чем питаются лесные обитатели, она вдруг заметила в корзинке кусок хлеба и «так и обомлела»:

— Откуда же это в лесу взялся хлеб?

— Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста...

— Заячья...

— А хлеб Лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть.

— Хороший Лисичкин хлеб.

Даже самый маленький читатель может самостоятельно извлечь из такого рассказа заложенный в него смысл. Зиночка, вероятнее всего, не стала бы есть «просто хлеб» да еще похваливать, не будь он «лисичкин». Автор позволяет себе лишь тень иронии, к своим маленьким героям он относится бережно и нежно. И в рассказе «Сухостойное дерево» дети сами приходят к выводу, кто виноват в том, что прекрасное живое дерево засохло. Виноваты люди — ведь это они его повредили так, что в нем прекратилось движение со­ков. И хотя об этом вскоре узнали червяк и дятлы, но не они — причина гибели, «потому что нет у них ни ума человеческого, ни совести, освещающих вину в человеке... Каждый из нас родится хозяином природы, но только должен много учиться понимать лес, чтобы получить право им распоряжаться и сделаться настоя­щим хозяином леса». Писателю здесь остается только подытожить чувства детей, выразить их мысли.

Весь трудный военный 1943 год Пришвин работал над расска­зами о ленинградских детях-сиротах — обитателях детдома, рас­положенного недалеко от того места, где он тогда жил. Свойствен­ный его таланту жизнеутверждающий настрой помогал ему в об­щении с обездоленными детьми, в залечивании их душевных травм. Как поврежденное дерево концентрирует вокруг своей раны все соки, так сосредоточивали все усилия работники детского дома, чтобы выходить маленьких ленинградцев, вернуть им здоровье. Повариха Аграфена Ивановна настолько самоотверженно ухажи­вала за маленькой Валей, заменяя ей мать, что, узнав правду, девочка еще больше полюбила ее.

Широко известная сказка-быль «Кладовая солнца» была напи­сана М.Пришвиным для конкурса, проводившегося Детгизом в 1945 году, и получила первую премию. В центре ее — осиротевшие в войну дети Митраша и Настя. Сюжетным стержнем произведе­ния стал поход детей на далекое болото за клюквой. Пережитые за время пути опасности заставляют их понять необходимость до­стойного поведения перед лицом природы. Все события и детали в произведении вполне реальны, однако писатель назвал «Кладо­вую солнца» сказкой-былью. Умение видеть красоту во всем, что окружает человека, поэтизация природы и живущих с ней в ладу людей — эстетические основы творчества Пришвина. «Мне стра­стно захотелось своим землякам дать понять, как прекрасен мир, в котором они живут», — говорил он, — дать понять, что «мы действительно живем среди чудес, создаваемых временами года или движением нашей Планеты». Сказка-быль о лесе воплощала такую идею. Это произведение и о дружбе, необыкновенной силе любви, преодолевающей все препятствия (как в волшебной сказ­ке о братце Иванушке и сестрице Аленушке).

Мысль, что душа ребенка живет и во взрослом человеке, не оставляла Пришвина никогда. Он считал, что величайшее дости­жение человеческих усилий — ребенок, воспитанный в сознании взаимосвязи с великим целым — природой, в убеждении, что он всегда должен быть на ее стороне, защищать и оберегать ее. Этой теме посвящен его автобиографический роман «Кащеева цепь».

«Мне думается, — говорил Пришвин, — что каждый писа­тель, пишущий для детей, должен прежде всего представить себя ребенком, т.е. возвратиться мысленно в собственное детство. Для меня мои частые встречи с природой — это именно возвращение в свое детство, и в рассказах для детей я пробую смотреть глазами ребенка».