Саша Черный

Саша Черный (1880—1932) — псевдоним поэта и прозаика Александра Михайловича Гликберга, одного из известнейших са­тириков предреволюционного времени. В своих сатирах он чаще всего обличал пошлость мещан и политиков. Постепенно эти темы уступили место далекой от них теме детства. Собственные детские годы нашли отражение в стихотворениях «Новая игра», «Пригото­вишка», «Несправедливость», в рассказе «Экономка» и других про­изведениях. Без пощады расправлялся он с авторами слащавых детских книжек («Дама сидела на ветке, / Пикала: / — Милые детки...» — из стихотворения «Сиропчик»).

В детской литературе имя Саши Черного стоит рядом с имена­ми Чуковского и Маршака.

В 1911 году состоялся дебют писателя в детской литературе (сти­хотворение «Костер»). В 1912 году вышел его первый детский рас­сказ — «Красный камешек», а в 1913-м — «Живая азбука» в стихах, ставшая знаменитой. Постепенно творчество для детей делается глав­ным его занятием. В детских стихах сатира уступает место лирике.

По мнению поэта и критика В.Приходько, традиции, обога­тившие талант Саши Черного, восходят к городскому фольклору, прежде всего частушкам и лирическим песням, которые поэт любил, собирал и сам исполнял, к сатирам Державина, басням Крылова, к поэзии Некрасова, Минаева, Апухтина, Надсона, афоризмам Козьмы Пруткова. Особенно любил он стихи немец­кого поэта Генриха Гейне.

Основная часть его творчества для детей приходится на годы эмиграции. Среди многих бед эмиграции поэт особо выделял про­блему детей, которые могли совсем выйти из «круга бесценной русской Красоты». Для детей эмигрантов он составил двухтомную хрестоматию «Радуга. Русские поэты для детей» (Берлин, 1922). Самый большой из стихотворных сборников Саши Черного «Дет­ский остров» (Данциг, 1921) был предназначен для семейного чтения. Героями его стихотворных и прозаических произведений были русские гении: Ломоносов, Крылов, Пушкин.

Саша Черный выступал на детских утренниках, устраивал си­рот в русские приюты. Будучи замкнутым, желчным и печальным среди взрослых, рядом с детьми он совершенно преображался. Жена вспоминала его любовь к игрушкам, способность «приду­мывать себе занятие, не имевшее, как игры, никакой цели, кро­ме забавы...».

Высоко ценили поэзию Саши Черного Горький и Чуковский. Последний называл его «мастером быстрого рисунка».

Тихонько-тихонько прижавшись друг к другу,

Грызём солёный миндаль.

Нам ветер играет ноябрьскую фугу,

Нас греет русская шаль.

Об этом стихотворении — «Мой роман» — Чуковский писал: «Певучее, неотразимо лиричное, с таким упоительным ритмом, с таким глубоким подтекстом умиления и лютой эмигрантской тоски... это стихотворение о трехлетнем ребенке».

Поэт смирял свою язвительность и желчность сатирика при первом взгляде на малышовый рай и рад был говорить на «рай­ском» языке. С привычной остротой зрения подмечал он уже не безобразные и пошлые детали, а мелочи, создающие прелесть повседневной детской жизни. Много раз он стихами рисовал с натуры портреты детей и сюжеты из детского быта:

Покончила Катя со стиркой, Сидит на полу растопыркой: Что бы ещё предпринять? К кошке залезть под кровать, Забросить под печку заслонку? Иль мишку подстричь под гребёнку?

Поэт не брал на себя роль воспитателя, предпочитая сам учиться у «человечков» непосредственности. В его стихах место поучения занимает открытое признание в любви.

Все обаяние земного мира воплощено в детворе и зверье. С оди­наковой симпатией художник рисует шаржи на детей и зверей, ставя их рядом. Пес Арапка у него по-детски молится и за тех, и за других вместе:

Милый Бог! Хозяин людей и зверей! Ты всех добрей! Ты всё понимаешь, Ты всех защищаешь...

Один из крупнейших писателей русской эмиграции — Влади­мир Набоков отметил характерную черту поэта: «Кажется, нет у него такого стихотворения, где бы не отыскался хоть один зооло­гический эпитет, — так в гостиной или кабинете можно иногда найти под креслом плюшевую игрушку, и это признак того, что в доме есть дети. Маленькое животное в углу стихотворения — марка Саши Черного, столь же определенная, как слон на резинке».

Звери, как и дети, образуют отдельный «остров». На зверином острове все равны, каждый имеет право оставаться собой: муха — ходить по потолку, собаки и кошки — задирать друг друга, кот — ловить мышек, а крокодил — плакать и мечтать:

Эй, ты, мальчик-толстопуз, Ближе стань немножко... Дай кусочек откусить От румяной ножки!

Прозаик Саша Черный умел изобразить зверя так, что кошачья или собачья натура кажется равноценной человеческому характе­ру. Так, повести «Кошачья санатория» (1924) и «Дневник фокса Микки» (1927) дают две совершенно разные точки зрения на мир. Умница-фокстерьер в своих записках подвергает сплошной и бес­пощадной критике людей, кошек, изнеженных болонок; он заме­чает, что на свете слишком много бессмысленных, неприятных и вредных вещей, он приводит доказательства ущемления собачьих прав. Кот Беппо из «Кошачьей санатории» — не менее яркая ли­чность, со своим стилем жизни и моральными принципами. Бро­шенный хозяином, Беппо отчаянно борется с превратностями судьбы и постоянно размышляет; критика действительности яв­ляется лишь частью его «философии», ему необходимо сделать сложнейший выбор между независимостью и благополучием, найти гармонию там, где ее не бывает.

Он вспрыгнул на пень, прижал уши и блаженно закрыл глаза: оди­чать или нет?.. Ветер обдувал Беппо со всех сторон. Сосиски бурчали в животе. Он свесил с пня лапы, лениво зевнул, посмотрел на домик у моста и, засыпая, проворчал: «Завтра решу...»

Психологические портреты пса или кота, разумеется, напоми­нают определенные типы людей, но писателю интересно в героях именно кошачье или собачье восприятие, отрицающее челове­ческие стереотипы.

Детский и звериный острова расположены совсем рядом, но от них велико расстояние до цивилизованного «материка» взрос­лых. В образе лирического героя стихов или повествователя в про­заических произведениях сквозят черты и автора, и его маленько­го друга, и непременно — какого-нибудь обаятельного зверя:

С кошкой Мур на месяц глядя, Мы взобрались на кровать: Месяц — брат наш, Ветер — дядя, Вот так дядя!

Звёзды — сестры, небо — мать...

Волшебный вымысел был Саше Черному ни к чему. Он вирту­озно импровизировал свои чудесные истории, находя их начала и концы в будничном хаосе жизни детей, зверей и взрослых. В твор­честве его ощутим дух непосредственной реальности. По произве­дениям Саши Черного можно детально представить культуру дет­ства первой трети XX века, когда «детский остров» казался взрос­лым чем-то вроде рая, счастливого убежища посреди моря поли­тической и житейской суеты.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 40-50-х ГОДОВ

События Великой Отечественной войны и послевоенное вос­становление страны определили весь строй жизни и всю культуру этого времени. Еще перед войной, в начале 1941 года, в стране проходили дискуссии о «военном и трудовом воспитании детей». Больше всего упреков услышали писатели, склонные к «роман­тике», т.е. к темам любви, дружбы, к «абстрактному» чувству пре­красного. Но между тем самыми важными объявлялись темы, свя­занные с романтикой идейной — военными подвигами, самозаб­венным трудом, жертвой во имя коллектива. Трудовое воспитание окончательно было признано наиглавнейшим средством нравствен­ного формирования человека.

Когда грянула война, детская литература использовала весь свой творческий и педагогический потенциал на то, чтобы рассказы­вать о самоотверженности защитников Отечества и работе в тылу детей, заменявших ушедших на фронт взрослых. Позже появились и произведения о непосредственном участии детей в войне.

Несмотря на тяжелейшее положение в стране, детские книги и периодические издания продолжали выходить. Особенно активно развивалась публицистика (очерки, фельетоны, агитационные стихи).

В начале войны С.Михалков написал стихотворную книжку «Быль для детей», в которой, объясняя малышам смысл и цели войны, создал величественный образ воюющего за правое дело народа. Позже, в 1942 году, появились стихи Михалкова о «Десяти­летнем человеке», где осиротевший мальчик, преодолевая жесто­кие лишения, пробирается к своим — «по Солнцу прямо на во­сток». С. Маршак вернулся к своему старому герою — почтальону: на войне действуют тысячи почтальонов, «полковых и батальон­ных» («Почта военная»).

Многие поэты создавали в своих стихах образы детей, лишен­ных войной детства, страдающих, погибающих от голода и об­стрелов. Эти детские образы становились символами самой жиз­ни, уничтожаемой войной. Анна Ахматова в стихах 1942 года «Па­мяти Вали» обращается к детям блокадного Ленинграда:

Щели в саду вырыты, Не горят огни. Питерские сироты, Детоньки мои! Под землёй не дышится, Боль сверлит висок, Сквозь бомбёжку слышится Детский голосок.

Образ ребенка-мстителя часто появляется в стихах и прозе по­здних военных лет. В стихотворении З.Александровой «Партизан» (1944) мальчик, подобранный партизанами, остается в их отря­де, чтобы отомстить за мать.

В 1944 году выходит повесть В. Катаева «Сын полка». Писатель показывал, что дети не беспомощны на войне, что подросток способен не только выстоять в страшных, нечеловеческих услови­ях, но и оказаться помощником взрослых. Катаев подчеркивает решающую роль в детской судьбе добрых и разумных людей.

Однако проблема участия ребенка в войне решалась писате­лями отнюдь не однозначно. Девятилетний Сережа в рассказе А.Платонова «Маленький солдат», осиротев, становится развед­чиком. В начале рассказа он еще не сирота, «он жил в полку при отце с матерью и с бойцами. Мать, видя такого сына, не могла больше терпеть его неудобного положения и решила отправить его в тыл. Но Сергей уже не мог уйти из армии, характер его втянулся в войну». Только для видимости выносит автор на наше решение вопрос о совместимости «воинского характера» с психо­логией, с чувствами девятилетнего мальчика. Весь лирический строй рассказа ведет к эмоциональному неприятию того, что ре­бенок втянут в войну.

Гораздо позже, в 1958 году, появился рассказ В.Богомолова «Иван», в котором как бы сконцентрировались напряженные раз­мышления, нравственные сомнения писателей, связанные с те­мой «маленького солдата». Пожалуй, ни у кого столь остро и тра­гически не прозвучал протест против самого соединения слов «мальчик-солдат», «ребенок-мститель». Рассказ Богомолова ока­зал решающее влияние на дальнейшую разработку темы. Литера­тура все больше стала склоняться к мысли, высказанной Плато­новым в его рассказе «Маленький солдат».

Подросток — труженик тыла появился в годы войны прежде всего в поэзии. Это «мужичок с ноготок» Данила Кузьмич у С. Ми­халкова, это ученики ремесленных училищ на уральских оборон­ных заводах в цикле стихов А. Барто. В прозе такой образ впервые был создан Л.Пантелеевым.

В 1944 году вышла повесть Л.Кассиля «Дорогие мои мальчи­шки». Писатель подчеркивал контраст между физической «невели­костью» своего героя Капки Бутырёва и его душевными качества­ми. Вожак «фронтовой бригады .ремесленников» на судоремонт­ном заводе, он отличается упорством в труде, сильной волей, не свойственной обычно его возрасту. Кажется, невозможно спра­виться с упавшим на его детские плечи бременем: отец на фрон­те, мать убита, на руках — две сестренки... Но Кассилю удалось найти верные психологические пропорции между ранним взрос­лением героя и его почти детскими поступками и желаниями.

Как отметила известный исследователь детской литературы И. Лупанова, для дошкольников и младших школьников тема вой­ны ярче всего была решена средствами драматургической сказки. В 1943 году Т. Габбе написала пьесу-сказку «Город мастеров», кото­рую много ставили и в послевоенные годы. Появлялись во время войны и другие пьесы-сказки, содержание которых ассоциирова­лось в сознании ребенка с событиями современности, например «Король-паук» (А.Абергауз и А. Бруштейн).

Участие детей в восстановлении хозяйства, разрушенного вой­ной, находит отражение в творчестве многих детских писателей. Труд, семья и школа становятся в послевоенный период ведущи­ми темами.

Создаются художественные произведения о реальных юных уча­стниках войны — о молодогвардейцах Краснодона («Молодая гвар­дия» А.Фадеева, 1947), о Володе Дубинине («Улица младшего сына» Л.Кассиля и М.Поляновского, 1949), о Гуле Королевой («Четвертая высота» Е.Ильиной, 1946), об Александре Матросо-ве («Александр Матросов» П.Журбы, 1950) и др.

В детскую литературу в 40—50-е годы вошли с первыми своими произведениями М. Прилежаева, Ф. Вигдорова, Н. Носов, писавшие о школе; И.Ликстанов, сосредоточивший внимание на теме труда; Ю. Сотник с превосходными, полными юмора рассказами; Н. Дубов и А. Алексин с их стремлением к психологической достоверности и проникновению в глубины взаимоотношений детей и взрослых.

Писатели, чьи имена уже были широко известны, представили на суд юного читателя новые произведения: В.Осеева — «Васёк Трубачёв и его товарищи», А. Мусатов — «Стожары», Н.Кальма — «Дети горчичного рая», И.Карнаухова — «Повесть о дружных», В. Каверин — последнюю часть романа «Два капитана», Р. Фраер-ман — «Дальнее плавание», Е.Шварц — пьесу-сказку «Два клёна».

Для дошкольников в послевоенные годы были написаны рас­сказы В.Осеевой «Волшебное слово» и Н.Носова «Огурцы»; изда­но несколько книг писателя-натуралиста Н. Сладкова: «Десять стре­ляных гильз», «Серебряный хвост», «Джейранчик». В это же время в поэзии для детей зазвучали имена Я.Акима, В. Берестова, Е. Бла­гининой, Б.Заходера, Н.Кончаловской.

Итак, в 40-е годы и в первое послевоенное десятилетие появи­лось немало значительных произведений детской литературы. На­метилось новое решение традиционных тем, возникли новые типы литературных героев.

Но как взрослой, так и детской литературе того времени прихо­дилось выдерживать губительное давление партийных постановле­ний. Из-за этого серьезные жизненные конфликты в произведениях зачастую сводились к частным недоразумениям, а морально-этиче­ские проблемы критика признавала несущественными, если они ре­шались без должного внимания к идеологии, к «коммунистической морали». Поэтому в детской литературе 40 — 50-х годов немало книг, далеких от реальных жизненных трудностей, серых и безликих¹.