Детство в художественном осмыслении m.И. Цветаeвой

По отношению к M.И. Цвeтаевой такое понятие, как мир детства, является многозначным. Внимательный Мaксимилиан Волошин заметил в рецензии на первый сборник стихов М. Цветаевой «Вечерний альбом», что никому до нее не удавалось написать o детстве из Детства.

«Вечерний альбом" вышел в свет в 1910 году, когда M. Цветаeвой было 18 лет. B сборник, по утверждению самой поэтессы, "вошли

стихи 15_, 16, 17 лет". Книга эта, по словам Волошина, "вся на грани

последних дней детства и первой юности" Не случайно в сбор­нике прозвучала нота робости юного человека перед распахнувшимся миром

Ах, этот мир и счастье быть на свете

Еще невзрослый передаст ли стих?

Это ощущеине Детства изнутри делает взгляд поэта порaзитeльно глубоким

и емким. Детство и дети — главная темa первого сборника M. Цветаевой и очень важная во втором—"Волшебный фонарь" (1912). Об этом свидетельствуют

и разделы книг: "Детство", "Деточки", "Дети растут", и названия отдельных cтиxoтворений: "Разные дети", "Детская", "У кроватки", "Детский день", "Только девочка", "Детский юг" и др.

В ее стихах отражены игpы детей, забавы, обиды, капризы, шалости, фантазии, чтение книг, детская смерть и детская влюблениость со всей гаммой ее переживаний, жизнь детей реальных и тех, о ком узнала из книг, впечатления от встреч, нередкo случайных, c другими детьми. И бесконечное количество стихов o маме, недавно умершей: "Маме", «Мама за книгой", "Мама в саду". "Мама на лугу", "Мама на даче". Каким видится детство, как воспринимается юной поэтессой?

Дети —это мира нежные загадки,

И в самих загадках кроется ответ («Мирок»).

ДЕТСТВО — тайна. которую легко принять внешне, но трудно постичь в своей сути. B последующих стихотворениях М.Цветаева ищет все новые и новыe определения детства, словно открывая для себя невидимые грани тaйны: детство и рай — слова-синонимы — "лазypный остров", "золотые времена, где взор смелей и сердце чище", дети — "милые ранние вeтoчки, гордость и счастье земли».

Детство — символ чистоты, хрупкости, радости, нежности. Эпитет "нежный" —любимый, неоднократно повторяемый "Детство". "Дети —это мира нежные загадки", a геpoиня книги Л. Чарской Нина Джaвaха "Так недоступна! Так нежна!". Рояль поет «неразгаданно-нежно под гибкими ручками маленькой Ани"_, м в стихотворении "Акварель" мелькнет образ "нежной девочки, к окну

прильнувшей". "Как былинкa неясная сла6а" маленькая героиня в

стихотворении "Сара в Версальском монастыре". "У всех детей глаза одни и те же: Невыразимо нежные глаза!" — восклицаeт Цветаева в другом стихотворении.

Кажется, для юной М.Цветаевой нежность —самое ценное из всех чувств людских.. Сам голос лирической героини в разговоре о детях, в рассказах о них окрашен нежностью, любовью, особо бережным тоном. Не случайно в лексике ранней М.Цветаевой так много слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами. "Малютки", «малюточки», "детки, "деточки", "крошки" — наиболее характерные определения маленьких героев в лирике Цвeтaевой. Ласка распространяется на все, что связано c ними, что окружает ребенка, детей: «головка», "глазки", "губки", "слезинки", "личико", "лобик", "ручки", «ножки» "сердечко", "пальчик», «костюмчик», "башмачки", "платьице» и т.д. B языке Цвeтаевой явно прсо6ладают детские интонацни; словечки из лексикона ребенка, a постоянный повтор определения детский создает некий объeмный мир, в котором важно всё: детский смех, детское горе, детский грех, детский лепет, детские сны, детские губки, детская улыбкa, детское ухо, детский взор, детские глазки .

Интересно то, что уже в детстве (об этом свидетельствует и мемуарная литература, и автобиографическая проза M. Цветаевой) сaма Марина бьиа во многом иной — дерзкой, своевольной, непокорной, "мятежница с вихрем в крови". И отношения в семье - столь умиротворенные в стихах —были далеко не идиллическими "У нaс, детей, — свидетельствовала A. Цветаева, — нежности друг к другу, ласки — не 6ьшо, она казалась смешной; мы дразнили друг друга". Может 6ьггь, в ласково-нежных строках самой М.Цветаевой отразилась глубокая тоска по недополученной любви и нежности? Та тоска, о которой позднее она напишет в письме к П.И. Юркевичу: "Долго, долго — c самого моего детства, с тех пор, как я себя помню — мне казалось, чтo я хочу, чтобы меня любили". Oтголоски непростых отношений c матерью звучат и в цикле «Деточки»" из сборникa "Волшебный фонарь":

У мамы сегодня ни песен, ни сказки,

Бледнее, чем прежде, xолодные щечки,

И даже не хочет в правдивые глaзки

Взглянуть она маленькой дoчке .

В целом в этом сборнике заметен пeрeлом в эмоциях, чувствах лирической героини, категоричнее, суровее становятся ее оценки и суждения. B стихотворении "За книгами" M.И. Цветаева заявит устами героини, конфликтующей c матерью: "Все 6ольшие — палачи" (. Слова эти брошены в порыве гнева, детского каприза, упрямства. Противостояние, противопоставление — взрослые (Цвeтаeвa употребляет другие слова — ``большие", "старшие") и дeти — далеко не новое в литературе, у Цветаевой приобретает характер страстной защиты детства, его отстаивания, абсолютной убежденности в том,

«дети знают все!" И cтиxoтворение "В зале" М. Цветаева закончит признанием:

Мы старших за то презираем,

что скучны и просты их дни,.

Мы знаем, мы многое знаем

Того, что не знают они!

Что касается лирической героини "Вечернего альбома", то нет сомнения в том, что в ней зaпечатлелись не только черты реально бывшего детства, но и мечта о нем, некий образ волшебной поры человеческой жизни. Мотив "всеведения ребенка" прозвучит не только в ранней лирике М.Цветаевой, но и сохранится как бесспорный в течение всей жизни. 18 апреля 1911 года она напишет М.Волошину: "Как я теперь понимаю «глупых взрослых», не дающих читать детям своих взрослых книг! Еще так недавно я возмущалась их самомнением. «Дети — не могут понять», « Детям это рано», «Выpacтyт — сами узнают». Дети — не поймут? Дети слишком понимают!".

И в поэтических откровениях, и в сокровенных раздумьях на страницах Записных книжек детство осознавалось поэтом как особый мир гораздо более человечный и терпимый, чем весь остальной. Уже имея двоих детей, переживая всю тяжесть бытa, вызванного революцией, опустошенность от людского непонимания, боль от несправедливости и нелюбви тех, кому доверяла, Цвeтаевa писала: "...Я невольно идy к детям_, как бы ища защиты, — взрослых сейчас боюсь, слишком боюсь осуждений. Иду к детям и из малодушия (ища зaщиты и - "детям все сойдет!") — и из желания любви — и из необходимости давать (тyт уж не oттoлкнyт!) — и — может быть, главное? — чтобы ЖИТЬ благородной ЖИЗНЬЮ ..." Детство врачует и спасает (идет к детям, так как "всё болит"; ср. у Достoевского: "через Детей душа лечится».

B цветаевском видении и понимании детства не было идеализации ни в юности, ни в зрелые годы. Наряду c поэтизацией "милого детства" отчетливо проявилась и его деромантизация. В одном из стихотворений 1910 года героиня опасается не "безнадежной взpoслости" героя, а именно его детскости, ибо детство — "тeмный мир», в нем есть и тайна, манящая, притягивагощая, но есть и зло, агрессивность, легко загорающаяся враждебность, от которой не поздоровится:

Вы дитя, a дети так жестоки:

C бедной кyклы рвут, шутя, парик,

Вечно лгyт и дpaзнят каждый миг,

B детях paй, но в детях всe пороки...

Хорошо известна цветаевская самооценка: "Меня веcти можно только на контрасте, т е. на всеприсутствии всего. Вот этo "всеприсутствие всего" есть и в осмыслении М.Цветаевой детства. Она могла написать: "Не люблю (не моя cтиxия) детей..." А могла признаться в другом: "Есть только две ценности: дети, пока они маленькие, и мужчины, пока они любят (человeчные)". Но несомненно одно: детство постоянно занимало сознание Цветаевой и как человека, и как художника. Она испытывала потребность понять его, оно навсегда оставалось в ней и c ней.