45. Зрелая лирика Лермонтова: основные мотивы, жанровое своеобразие.

Переход от юношеской лирики к зрелой совершился в 1833—36. Именно в эти годы количество созданных Л. стихов и поэм резко сокращается. Постепенно происходит внутр. перестройка лермонт. лирики. Сознательность ее, выразившаяся, в частности, в отказе от «бессвязного и оглушающего» (по определению самого Л.) языка романтич. страстей, зафиксирована в поэтич. Декларациях. Стих. «Из альбома С. Н. Карамзиной» 1840, «Не верь себе» 1839 и др. Оставаясь избранной натурой, герой, прежде высоко возвышавшийся над толпой, начинает понимать и ее «правду». Поэт-пророк остро переживает не только враждебность «толпы» («Пророк» 1841), но и свою, собств. отгороженность от нее. Пророк отторгнут людьми, но есть слияние с миром, который одухотворен, наполнен жизнью. В этих стихах, традиц. для рус. поэзии, проблема назначения поэта решалась Л. с подчеркнуто демократич. позиций: разрыв между поэтом и народом он считал неестественным, видел в нем выражение историч. кризиса искусства.

Лирич. темы и мотивы в зрелой лирике Л. радикально не меняются — ее по-прежнему чужд обществу, по-прежнему «гонимый миром странник», бросающий вызов земле и небесам и отвергающий тихие пристани любви, христ. смирения, дружбы. Однако если в ранних стихах почти единственным и непререкаемым критерием оценки действительности оставалась индивидуальная точка зрения, то в зрелой лирике она корректируется позициями др. людей, самой действительностью. Смысл развития лермонт. лирики заключается в движении от отвлеченно-романтич. принципа к конкретному социально-психол. отображению духовных стремлений личности, все более остро чувствующей свою зависимость от внешних условий. Внешний мир в зрелой лирике предстает не совокупно, а, расслаиваясь в сознании героя, проявляется в расширении объектов действительности, попадающих в поле зрения лирич. «Я». По-прежнему протест и отрицание относятся прежде всего к светскому об-ву («Как часто, пестрою толпою окружен» 1840 и др.), но распространяются и на рус. обществ. жизнь (последние 16 строк «Смерти поэта» 1837, «Прощай, немытая Россия...» 1841). В самой отрицаемой действительности герой пытается отыскать опору для протеста и погружается в историю, в солдатскую или крест. стихию («Бородино» 1837, «Родина» 1841). Поэт поворачивается лицом к народной жизни, тогда как в ранней лирике народ представал инертной массой, а носителем высших ценностей выступал индивидуалист-мятежник. В «Бородине» поэт осознает неспособность своего поколения на героич. поступок из-за разобщенности с народом. В «Родине» идеалы поэта также лишаются отвлеченного содержания, наполняясь конкретными приметами родной земли.

Наконец, в лирику позднего периода входит сознание «простых» людей (Д. Максимов) — «Сосед», «Соседка», «Завещание», «Валерик»; герой не сливается с ними, но их сближают общие чувства: тоска по лучшей доле, порыв к свободе, горечь от несбывшихся надежд. Лермонт. герой стремится постичь ранее недоступные ему переживания обыкновенного «простого» человека и открывает в его жизни тот же трагизм одиночества, к-рый поэт несет в собств. душе. В лермонт. зрелой лирике исчезает открытая автобиографичность, романтич. исповедь и дневниковость — судьба лирич. героя приобретает философски обобщенный смысл. Герой в зрелой лирике Л. теряет черты былой условности и гиперболизма. «Буря страстей» теперь как бы прикрывается и маскируется прозаически-сниженными, разговорными оборотами речи. Кипение чувств охлаждается внешней бесстрастностью, что усиливает энергию отрицания. Скрытая, сдерживаемая мощь лирич. переживания не остается, однако, целиком замкнутой, а часто вырывается наружу, «Как часто, пестрою толпою окружен», «Благодарность» 1840 .Антимолитва. Разрушение человеческих ценностей, нагнетение пороков.

Голос автора в поздних лирич. монологах нередко звучит открыто, но при этом в зависимости от предмета речи меняется интонация и ее стилевое выражение. В «Смерти поэта» Л. переходит от декламац. патетики к повествоват. тону («Его убийца хладнокровно навел удар...»), сменяющемуся обличительной («Не мог щадить он нашей славы...»), а затем элегической («И он убит — и взят могилой...») интонацией; и, наконец, монолог завершается («А вы, надменные потомки...»).

Лирика 1837—41. Новые тенденции в поздней лирике в конечном итоге связаны с признанием Л. важности всей совокупности жизненных условий и тех глубоких сдвигов, к-рые произошли в сознании героя. Его центр. место в зрелой лирике определено уже не роковой исключительностью личной судьбы, а интеллектуальной значительностью, зоркостью филос. зрения, выделяющими его как из враждебного светского круга, так и из среды «простых» людей. Теряя черты демонизма, становясь проще и ближе к людям, он не утрачивает ни стойкости, ни воли, ни даже — несмотря на усталость от жизни — стремления к счастью и надежды на него. Очевидная безнадежность любовного счастья прямо пропорциональна неутолимой жажде его. Точно так же под внешней покорностью судьбе таится далеко не угасшая душа, выдающая свой пламень и рассказом о кровавых ужасах войны, и нарочито прозаически выраженным чувством верности прежней любви. Форма передачи глубинных переживаний, связанная с отказом от внешне броских, картинно эффектных образов, метафор и сравнений свидетельствует о несомненной эволюции лирики поэта в целом. Смена психол. напряженности сдержанной простотой шла параллельно с трансформацией старых жанров и с формированием новых стилистич. принципов лирич. письма. В зрелой лирике заметно увеличивается роль повествовательно-лирич. жанров, сопрягающихся с жанрами романса («Свиданье» 1841), любовного послания («Валерик»), а также баллад («Тамара» 1841, «Морская царевна»). Если в балладах Л. ослабляет сюжетное начало, то в традиц. жанры элегий и посланий он смело вводит рассказ. Сочетание устойчивых жанровых форм с обновлением жанров, с дальнейшим расшатыванием жанровых границ, свойственно не только зрелой, но и ранней лирике Л.; при этом даже далекие друг от друга жанры способны скрещиваться, рождая новые видовые единства. Объединяющее начало принадлежит непосредств. переживанию, не зависимому от темы и не закрепленному за определенным стилем: поэт свободно переходит от элегич. размышления к лирич. повествованию, от декламац. патетики к скорбному монологу, от задушевной мягкости тона к обличит. сарказму, от грустной и порою мрачной рефлексии к разговорному тону и языку. Так возникает характерная для зрелой лирики Л. синхронность переживания и лирич. высказывания, рождается безыскусная простая речь, лишенная перифрастических оборотов и ориентированная на живые нормы лит. языка — книжного и разговорного. Благодаря этому лермонт. лирика отличается интонац. богатством и необычайной энергией. Так, слово «странник» (о дубовом листке) имеет не только прямое значение (одинокий странствующий путник), но и символическое, связанное со сложным эмоц. комплексом (трагически одинокий, страдающий, потерянный и т.д.). Словосочетание «в отчизне суровой» обозначает не одну лишь холодную родину дубового листка, но становится эмоц. знаком тягостной бесприютности. В зрелой лирике введение объективных образов, сюжетность и часто намек на драматич. конфликт (баллады). Объективация лирич. «Я» совершается и в пейзажно-символич. стихах. Объективные образы в них истолкованы, однако, в субъективно-эмоц. ключе («Утес», «Тучи», «Листок» и др.). Устраняя открытую метафоричность и избегая сложных речевых структур, Л. повышает значение филос. иносказания. Вместо прямого выражения переживания от лица авторского «Я» Л. обычно рисует выразит. сценку, в к-рой лирич. персонажи действуют самостоятельно, но вся картина в целом служит отражением заветных чувств самого автора, приобретая отчетливые и устойчивые признаки его пристрастно-субъективного отношения к действительности, знакомого по другим стихам поэта. Так, в стих. «Пленный рыцарь» Л. соблюдает исторически достоверные детали («грешная молитва», «песня во славу любезной», «меч мой тяжелый да панцирь железный» и пр.), но объективная картина передана через личные переживания рыцаря, рвущегося на волю, которую ему может дать только смерть. Вот этот личный тон стих. и сближает чувства героя-рыцаря с лирич. «Я» автора (ср. «Узник», «Завещание»). Новые принципы письма способствовали филос. обобщенности поэтич. содержания. Показательны в этом отношении лермонт. переводы, признанные шедевры его лирики. В пер. из Г. Гейне «На севере диком стоит одиноко...» Л. устранил любовный мотив, и это придало настроению одиночества всеобщий смысл. Неисчерпаемость содержания, отточенность и энергия формы в сочетании с музыкальностью стиха давно сделали лирику Л. национальным культурным достоянием.