Интерпретация Петра Кожевникова*

Писатель — основной хранитель слова, которое "было вначале", посему он, писатель, наиболее близок к вечности. Его основное предназначение — воспроизведение жизни в любых ее формах, то бишь создание "версий", "игр", поэтому он, писатель, острее прочих ощущает любое насилие над жизнью, т. е. природой, или, как мы уже привыкли обозначать, экологией.

Все это относится к Битову, тем более что он один из первых по­чувствовал наступление "экологической катастрофы", заключающейся не только в "уничтожении видов растений и животных" и в перемеще­нии "экологических ниш", но и в изменении самого человека, который есть и птица, и обезьяна, и все вместе взятое от всей "окружающей сре­ды", "среды обитания", "природной среды"... и который не дает покоя ничему живому, потому что не имеет покоя сам, гадая, в отличие от всего "окружения", кто он, откуда и куда идет.

Экологическая проблематика "Оглашенных" отнюдь не является узкоспециальной, хотя язык науки равноправен в романе с языком литературы. Тем самым Битов дает понять, что сколько-нибудь объек­тивное представление о ситуации, которую переживает современное человечество, не учитывая данных науки, получить невозможно. Впро­чем, на экологию у него собственный взгляд: "Современная экология

* См.: Кожевников П. (Маска. Эколог). // Битов А. Оглашенные: Роман-странствие. — Спб.: Изд-во И. Лимбаха, 1995.

519

кажется мне даже не наукой, а реакцией на науку. Реакцией естест­венной, нормальной (еще и в этом смысле она — наука естественная). Почерк этой науки будит в нас представление о стиле в том же зна­чении, как в искусстве. Изучая жизнь, она сама жива; исследуя пове­дение, она обретает поведение. У этой науки есть поведение, этиче­ский аспект. Ее ограниченность есть этическая ограниченность: не все можно" (с. 26). Диалог "профана" (автора-персонажа) и "профессионала" (Д. Д.) в "Птицах" напоминает вводный курс экологии и этологии, преподанный захватывающе интересно.

Земля рассматривается в романе как единая экологическая сис­тема, в которой нет чего-то более, чего-то менее главного, как эко­логическая ниша самой жизни. В ходе развития цивилизации, показы­вает Битов, свою экологическую нишу человек расширил до размеров всей Земли, вытеснив все другие биологические виды, империалисти­ческим отношением к природе нарушив общий баланс жизни. К концу XX в. возникла угроза экологической катастрофы, а следовательно, и гибели человечества. "Еще недавно было всего, хоть ... ешь. Земли, воды, воздуха. Казалось бы. ан нет. Почти нету. Осталось чуть подна­тужиться — и уже нет", — пишет Битов (с. 153—154).

Экология стремится способствовать предотвращению катастро­фы, вырабатывает новые, более разумные и гуманные принципы экологического поведения человека на Земле в условиях исчерпан­ности ее "запаса прочности". Однако экологическое сознание ут­верждается с трудом, а главное, не стало практической этикой лю­дей, продолжающих подрубать сук, на котором сидят. Поэтому у Битова экология предстает в неразрывной связи с этологией и эко­логической эстетикой как составной частью философии окружаю­щей среды. Панэкологизм, "этический пафос, направленный на по­иск общечеловеческих ценностей в природе, технике, искусстве, общественной жизни" [283, с. 199], "экологическая красота" — важнейшие составляющие этой философии. Хотя "природа как ис­точник эстетического опыта исторически возникла раньше искусст­ва, в настоящее время искусство как культурный институт моделиру­ет отношение к окружающей среде" [283, с. 207].

Положения экологической эстетики получают преломление в по­вести "Человек в пейзаже", уже само название которой отражает взгляд на природу и человека сквозь призму эстетического. Форма диалога, на этот раз "профана" (автора-персонажа) и "философа искусства" (П. П.), подчеркивает "дополняющий" (по отношению к диалогу "Птиц") характер панэкологических размышлений Битова. На­блюдая мерзость запустения, особенно бросающуюся в глаза в ра­зоренном культурном пространстве, писатель восклицает: "Культура, природа... Кто же это все развалил? Время? История?.. Как-то усколь­зает, кто и когда. Увидеть бы его воочию, схватить бы за руку, выкру­тить за спину... Что-то не попадался он мне. Не встречал я исполни-

520

теля разрушения, почти так, как и сочинителя анекдота... Одни люби­тели да охранители кругом. Кто же это всё не любит, когда мы все это любим? Кто же это так не любит нас?.." (с. 87).

Обожествляя Творение, которое требует благоговейного и вос­хищенного к себе отношения, Битов интерпретирует его прежде всего как феномен эстетический. Он перекликается с Ницше, утверждав­шим, что мир может быть оправдан как явление эстетическое, творче­ский акт Бога-Художника: "... Творец, хотя это его никак не исчерпы­вает, не есть ли величайший художник?.." (с. 108). И, развивая эту мысль, продолжает: "Вот в этом масляном слое мы и живем, на кото­ром нас нарисовали. И живопись эта прекрасна, ибо какой художник ее написал! Какой Художник!" (с. 120). Посягательство на Божествен­ную Красоту трактуется как проявление "дьявольского" начала в че­ловеке. Затаптывая "рай", человек сам заточает себя в "аду".

Вскрывая, сколь прекрасна и драгоценна каждая деталь земного "пейзажа", заключая ее в идеальную ауру, искусство позволяет уви­деть привычное новыми глазами, меняет "пейзаж" человеческой души. В каком-то смысле оно формирует в человеке художника: "Мир был сотворен Художником для созерцания, и постижения, и любви челове­ком. Но для чего же "по образу и подобию"? — будучи несколько знакомым с человеками, никак этого не понять. И только так это можно понять, что — "по образу и подобию": чтобы был тоже худож­ник, способный оценить. Художник нуждался в другом художнике" (с. 143—144).Через апелляцию к авторитету Творца, авторитету ис­кусства осуществляется сакрализация и эстетизация природы не толь­ко как колыбели и источника существования людей, но и как объекта высочайшего наслаждения и преклонения.

"Ожидание обезьян" включает в себя оба аспекта экологической проблематики, рассмотренные в "Птицах" и "Человеке в пейзаже"*. Но и они предстают как составная часть философии окружающей среды, имеющей всеобъемлющий характер. "Углубляя эстетический опыт, знание об окружающей среде в то же время регулирует, огра­ничивает его, ставит в этические рамки" [283, с. 208]. Принципы эко-лого-эстетического ноу-хау прилагаются к самой жизни, ко всем без исключения ее сторонам. Утверждаются идеи ненасилия, примирения непримиримого, любви ко всему живому. Интеллектуально-философские диспуты, захватывающие широкий круг проблем, ка­сающиеся перспектив экологической эры, как и в предыдущих повес­тях, составляют стержень повествования. Битов возрождает сократов­ский тип философской беседы, основанной на принципе вопро­сов/ответов, направляемых опытной рукой, создает впечатление рож­дения мысли на наших глазах. Ирония лишает высказывания автори­тарности.

* Здесь присутствуют и Д. Д. и П. П.

521