Интерпретация Андрея Зорина**

В поэме "Москва — Петушки" нашла своеобразное преломление традиция карнавальной культуры, столь популярная в эти годы у со­ветской интеллигенции благодаря книге Михаила Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса", интерпретировавшейся, в оппозиционном духе. Своего рода совре­менным заменителем карнавала оказывается в поэме алкоголь. Раб­лезианские масштабы питейных подвигов, сквернословие и т. п. соз­дают на страницах поэмы стихию универсального, свободного и связанного с "неофициальной народной правдой" смеха, который так выразительно описал Бахтин. Но смех "Москвы — Петушков" не по­бедителен и не перекрывает присущего произведению трагизма, по­буждающего вспомнить "Путешествие из Петербурга в Москву" Ра­дищева. Идиллическим мифам официальной пропаганды Вен. Ерофеев противопоставляет чудовищно-гротескную картину спившейся страны.

* СМ.: Муравьев В. С. ПРЕДИСЛОВИЕ, автор которого не знает, зачем нужны предисловия, и пишет нижеследующее по причине инерции отрицания таковых, про­странно извиняясь перед мнимым читателем и попутно упоминая о сочинении под названием "Москва — Петушки" // Ерофеев Вен. "Москва — Петушки": Поэма. — М.: СП "Интербук", 1990.

** См: Зорин А. Пригородный поезд дальнего следования // Нов. мир. 1989. № 5.

149

Противостояние тоталитаризму осуществляется и через язык. Вен. Ерофеев не только сочетает культурную изощренность с вызывающей грубостью. Он торит дорогу между двумя очагами сопротивления сквозь мертвые пласты изгаженной и оболганной лексики, разбивая их ударами иронии, возрождает традицию сказового слова, использует ее по-новому. "Москва — Петушки" — не только литературный памятник недавно по­чившей эпохи, но и свидетельство непрерывности литературного процес­са, связывающего прошлое и будущее.

Андрей Зорин первым печатно назвал Вен. Ерофеева классиком русской литературы, показал важную "поколениеобразующую" роль его поэмы "Москва — Петушки" [168].

Будучи произведением, основанным на претворении бытового, домашнего, интимного в художественное, поэма Вен. Ерофеева ука­зывала на глубинное перемещение центра тяжести душевной жизни поколения с общественного на частное. Пафос неучастия, опреде­ляющий жизнь героя поэмы, повлиял не на одно и не на два поколе­ния 70—80-х гг. Укорененность "Москвы — Петушков" в мировой куль­туре увеличивала уровень интеллектуальных притязаний почитателей. Восходящая к Зощенко и Платонову традиция работы с официозной формульной системой делала призванные служить лжи слова пригод­ными для употребления. Позиция автора реализуется в технике рабо­ты со словом. "Москва — Петушки" — одна из самых последователь­ных антиидеологических книг во всей нашей словесности...

Характеризуя литературную критику как перевод в границах отпущен­ного непрочтения, Александр Кавадеев создает на основе "Москвы — Пе­тушков" эссе-палимпсест, стремится дать почувствовать сам дух поэмы.