Мотивы лирики Пушкина в романе

В романе отразилась постепенная эволюция художе­ственного мира поэта. Роман и лирика могут служить ключом друг к другу ив совокупности открывают чита­телю многообразный поэтический мир автора.

Мотив любви. В лирике Пушкина он представлен очень широко — как в романтической версии, так и в реалистической. То же самое прослеживается и в рома­не. Так, лирическое воспоминание о любви («Я помню море пред грозою...» и т. д.) в первой главе отсылает к близкой по времени написания южной романтической лирике поэта, но здесь его пафос заметно снижается ироническими рассуждениями о «ножках» (столкнове­ние эстетики поэзии и прозы, романтизма и реализма).

В романтическом духе выдержано и воспоминание о мо­сковской красавице (глава седьмая). Форма воспомина­ния характерна для любовной лирики Пушкина (напри­мер, «Я помню чудное мгновенье...»): Другая важная форма любовной лирики — послание — тоже воссозда­ется в романе. Так, письмо Онегина Татьяне по духу и настроению напоминает послание Пушкина А. П. Керн.

Сравним письма Татьяны и Онегина. С психологи­ческой точки зрения, первое характерно для юного, неопытного человека (это — первая любовь), второе — для зрелого, видевшего жизнь (быть может, это его по­следняя любовь).Кроме того, Пушкин, возможно, хотел показать своеобразие женского и мужского восприятия любви. Для воссоздания психологии Татьяны в ее пись­ме используется романтический язык, а Онегин обраща­ется к Татьяне уже языком реализма.

Композиция обоих писем сходна. В них общая сквоз­ная тематика, но различается отношение к одним и тем же проблемам. Так, происхождение любви Татьяна при­писывает року, судьбе. Это романтический взгляд, иде­альный образ любви, он восходит к платоническому ми­фу о двух половинах души, ищущих друг друга. Ср. у Ленского: «Он верил, что душа родная // Соединиться с ним должна...», — однако сам автор определяет это прозаически: «Пора пришла, она влюбилась». Онегин же о происхождении любви судит иначе: «Случайно вас когда-то встретя, // В вас искру нежности заметя...», т. е. объясняет возникновение любви не таинственной судь­бой, а всего лишь случаем, удачным стечением обстоя­тельств. По-разному понимают они и желаемую цель:

Татьяна — в платоническом, созерцательном смысле («Хоть редко, хоть в неделю раз...»), Онегин — в земном, прозаическом («Я утром должен быть уверен, // Что с вами днем увижусь я»). Не случайно Маяковский в об­ращенном к Пушкину стихотворении «Юбилейное» ци­тирует это место как свое любимое, усиливая в нем гру­бо-прозаический смысл: «Дескать, муж у вас дурак и старый мерин, // Я люблю вас, будьте обязательно моя, // Я сейчас же утром должен быть уверен, // Что с вами днем увижусь я». Маяковскому нравилось в этом выска­зывании прежде всего слово «днем» (вместо более банального шаблонного «вечером», ожидаемого по контра­сту со словом «утром»), которое, по его мнению, очень правдиво выражает страстное желание встречи с люби­мой женщиной. Опосредующей фигурой между Татья­ной и Онегиным является Ленский: это голос мужской, страстный и зовущий, но в то же время юношеский и романтический.

Кроме писем героев и воспоминаний автора для рас­крытия темы любви в романе используются афоризмы, максимы, сентенции, изречения. Подчас они звучат слегка цинично, нарочито прозаично, в духе бытового эпикурейства («Чем меньше женщину мы любим, // Тем легче нравимся мы ей...»). В одном из таких отступлений автор называет себя и своих друзей «врагами Гимена». Вся эта «проза» противопоставляется «поэзии любви», которой тоже есть место в романе.

Мотив дружбы в романе занимает заметное место. В нем упоминаются конкретные имена друзей: Каверин, Чаадаев, Вяземский, один раз говорится о лицее, в кон­це восьмой главы — о разлуках, утратах: «Иных уж нет, а те — далече...» Романтическое понимание дружбы свойственно Ленскому (надо сказать, что и у самого Пушкина тема дружбы как союза избранных всегда сохраняла определенный романтический оттенок). Но в романе нашла отражение и дружба, которая только на­зывается ею. От прозаической формулы дружбы («От де­лать нечего друзья») автор переходит к теме современно­го эгоизма: «Но дружбы нет и той меж нами...» Это уже предвосхищает проблематику романа «Герой нашего времени», а в сюжете «Евгения Онегина» предопределя­ет какое-то напряжение, подготавливая читателя к вос­приятию дуэли, которая возникнет «на пустом месте». Одно из определений дружбы — через единство проти­воположностей: «Они сошлись: волна и камень...» Дру­гое определение дружбы — подобное тянется к подобно­му: «С ним подружился я в то время...» (Перечитайте это место, обратите внимание на частое повторение слова «оба».)

Кульминация темы дружбы — фрагмент, который на­чинается словами: «Враги! Давно ли друг от друга // Их жажда крови отвела?..» (Перечитайте это место, обра­тите внимание на игру слов: друг-враг.}

Романтическая тема дружбы-вражды встречается в южной лирике Пушкина («Демон»), а мотив разочарова­ния в дружбе, ее пустоты и эгоизма — в основе стихо­творения «Дружба»: «Что дружба? Легкий пыл похме­лья...» Таким образом, в романе показана поэзия и проза дружбы, так же, как поэзия и проза любви.

Другие темы лирики (память, поэт и поэзия, деревня) преломляются в романе подобным же образом — в по­этической и прозаической перспективе параллельно. (Попытайтесь показать это самостоятельно.)

Аналогичным образом можно проанализировать мо­тивы природы. (Сравните фрагменты романа о временах года с пейзажной лирикой поэта.) Эта поэзия хрестома­тийна и с детства знакома всем.

Мотивы гражданской лирики. Поскольку все события изображаются на широком социально-историческом фо­не, можно найти в романе ряд типичных мотивов петербургской и южной лирики Пушкина. Так, в связи с де­ревней появляется отсылка к теме крепостного права («Ярем он барщины старинной // Оброком легким заменил, // И раб судьбу благословил»), что заставляет вспомнить элегию «Деревня». Описания Петербурга в первой и восьмой главах романа вызывают ассоциацию со стихотворением «Город пышный, город бедный...», а также с сатирическими эпиграммами на петербургских знаменитостей. Немало социально-исторических очер­ковых по духу наблюдений содержат в себе «Отрывки из путешествия Онегина». В незаконченной десятой главе романа ничего не говорится об Онегине, но зато даются развернутая историческая ретроспектива, посвященная итогам войны и политической ситуации в стране после 1812 г., жесткая инвективная характеристика императора Александра и описание первых тайных обществ (что дало повод некоторым исследователям строить догадки о возможном «декабристском» будущем Онегина). В седь­мой главе романа, при описании въезда Татьяны в Мо­скву, сначала появляется сатирическое рассуждение о плохих дорогах, написанное подчеркнуто «низким стилем» (строфа XXXIV), а затем, как бы по контрасту, появляется новое воспоминание, или скорее лириче­ская медитация на тему событий 1812 г. Это пейзаж Петровского замка, который появляется при описании въезда Татьяны в Москву. Пейзаж предваряется лириче­ским восклицанием, в котором есть и эпическое «измере­ние» — указание на некий общерусский, общенацио­нальный масштаб: «Москва! Как много в этом звуке // Для сердца русского слилось! // Как много в нем отозва­лось». Далее появляется историческая ретроспектива:

мы видим Наполеона, созерцающего стены Петровского замка. «Отселе, в думу погружен. Глядел на грозный пламень он». (В каком более позднем произведении, вхо­дящем в вашу программу, появляется описание Наполео­на, впервые видящего Москву, с внутренним монологом этого героя?) Мотивы, связанные с русской историей и в том числе с военными событиями, регулярно встре­чаются в лицейской лирике поэта (вспомним хотя бы «Воспоминание в Царском Селе»).