Николай степанович гумилёв

(1886-1921)

В 1906 году Гумилёв написал стихотворение "Завещание", на которое не обращают внимания, тем более не обращают внимания на пророческий смысл его, считая, что это еще ранний Гумилёв, что это завещание - своего рода бравада, экзальтированно-романтический этюд и т.п.

Очарован соблазнами жизни,

Не хочу я растаять во мгле,

Не хочу я вернуться к отчизне,

К усыпляющей, мертвой земле.

Пусть высоко на розовой влаге

Вечереющих горных озер

Молодые и старые маги

Кипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положат

На него мой закутанный труп,

Чтоб смотрел я с последнего ложа

С затаенной усмешкою губ.

Так начинается это стихотворение. Все-таки будем помнить, что слово обладает магической силой - и человек, даже не желая того, может напророчить себе нечто, порой беду. Пастернак говорил молодым поэтам, играющим с темой смерти, что этого делать нельзя, если вы на самом деле хотите жить и творить, слово может все выстроить по-своему, если оно произнесено.

Так вот здесь произнесено, что поэт не хочет могилы в отчизне - этой могилы и нет. Есть могила его матери в маленьком тверском городке Бежецке, здесь можно положить цветы, поклониться Анне Ивановне, вспомнить стихи самого Гумилёва Иногда, в дни праздника ахматовской поэзии в Бежецке, приезжие поэты заказывают на могиле молебен, поминая Ахматову и Гумилёва

Гумилёва расстреляли без суда и без доказательства вины в 1921 году, и неизвестно где закопали в одной яме с другими расстрелянными.

Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилева "Рабочий", в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук "рабочего", то есть пролетариата, революции Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю.

Пуля, им отлитая, просвищет Над седою вспененной Двиной, Пуля, им отлитая, отыщет Грудь мою, она пришла за мной.

Это стихотворение имеет прямое отношение к Первой мировой войне, а не к революции. Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта: слово так или иначе исполнилось.

Некоторые говорят, что Гумилёв так увлекся экзотическими странами, конкистадорами, жирафами, озером Чад, "брабанскими манжетами" романтических капитанов, Африкой и Востоком, что не успел сказать о России.

Это и так, и не так. Во-первых, замечательно, что в русской поэзии есть поэт с таким самобытным дарованием, устремленным к дальним странам, это только обогащает русскую поэзию. Гумилёв родился в Кронштадте в штормовую ночь - ему на роду было написано любить моря. У него дед был морским офицером, дядя - адмиралом.

Во-вторых, конец XIX века, как и конец XX, в искусстве настоятельно требовал каких-то новых форм, тем, прорывов. В Европе многие художники такой прорыв искали в экзотическом материале - вспомним Гогена или Киплинга... Так что Гумилёв действовал в духе общих поисков в искусстве своего времени.

А в-третьих, Гумилёв много чего сказал и о России. Его книга "Костер" очень русская. Александр Блок на одном из своих сборников сделал такую дарственную надпись: "Дорогому Николаю Степановичу Гумилёву - автору "Костра", читанного не только "днем", когда я "не понимаю" стихов, но и ночью, когда понимаю". Приведем несколько строф из "Костра":

Я ребенком любил большие,

Медом пахнущие луга,

Перелески, травы сухие

И меж трав бычачьи рога. (Детство)

В чащах, в болотах огромных,

У оловянной реки,

В срубах мохнатых и темных

Странные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,

Где разбежался ковыль,

Слушает крики Стрибожьи,

Чуя старинную быль. (Мужик)

Крест над церковью взнесен,

Символ власти ясной, отеческой,

И гудит малиновый звон

Речью мудрою, человеческой. (Городок)

Гумилёв стремился сказать о своей Родине полнее и пронзительнее, но признавал, что его дарование в другом. В стихотворении "Стокгольм" он об этом скажет:

И понял, что я заблудился навеки

В слепых переходах пространств и времен,

А где-то струятся родимые реки,

К которым мне путь навсегда запрещен.

Это уже зрелый Гумилёв говорит, все понимающий о себе, о своем творчестве.Читатель, который знает и любит стихи Гумилёва, уже и не вспоминает ни о каких литературных течениях начала XX века, о литературных спорах, он, может быть, уже и забыл, что такое акмеизм, который проповедовал Гумилёв, - он просто любит лучшие стихи поэта, он живет, дышит этими стихами, это его золотой запас души. На вопрос самого Гумилёва: "Что делать нам с бессмертными стихами?" - он отвечает: "Любить!" Я бы дополнил еще: и издавать.

Читатель, который только открывает поэзию Гумилёва, найдет при желании много статей и об акмеизме, и о спорах, прочитает статью А. Блока "Без божества, без вдохновенья", узнает биографию поэта, откроет для себя непростые отношения двух поэтов, мужа и жены, Ахматовой и Гумилёва, прочитает "Письма о русской поэзии" Николая Степановича, его прозу, статьи, может быть, даже прочитает драмы. Самое главное, чтобы поэт "зацепил" человека, чтобы душа потянулась к высокому поэтическому миру. А это могут сделать только сами стихи. Слава Богу, после многих десятилетий запрета сейчас вышли и выходят новые и новые издания Гумилёва. С очень хорошими предисловие ями, так что есть возможность не только насладиться стихами, но углубиться в художественный мир поэта.

Вот, например, какие глубины видит исследователь и автор предисловия к прекрасному трехтомнику Гумилёва, изданному издатель-] ством "Художественная литература" в 1991 году, Н.А. Богомолов в cthJ хотворении "Память": "Стихотворение заканчивается явлением неведомого странника с закрытым лицом:

Предо мной предстанет, мне неведом, Путник, скрыв лицо, но все пойму, Видя льва, стремящегося следом, И орла, летящего к нему.

Крикну я... но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла ? Только змеи сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела.

Кто этот путник? Ахматова отвечала однозначно- Смерть. Современный комментатор также однозначен: Христос. А можно найти еще одну параллель - Заратустра. И еще можно добавить, что, согласие магическим концепциям, лев и орел в животном мире соответствовалк Солнцу в мире природном... Гумилёв намеренно неоднозначен, намеренно уходит от простой расшифровки. "Путник" - и то, и другое, и| третье, и еще нечто, и еще, и еще. Ряд этот принципиально несконча-] ем, его можно длить и длить".

Так что читатель в стихах Гумилёва может найти глубины необычайные.

Закончить слово о поэте хочется несколькими стихотворениями из тех, которые называются шедеврами:

ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко, далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-

нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав... Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад, Изысканный бродит жираф.

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо Свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами, Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя, Слово проплывало в вышине

А для низкой жизни были числа, Как домашний, подъяремный скот, Потому что все оттенки смысла Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку Покоривший и добро и зло, Не решаясь обратиться к звуку, Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно Только слово средь земных тревог И в Евангелии от Иоанна Сказано, что Слово - это Бог.

Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества, И, как пчелы в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова.

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино,

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья, -

Так век за веком - скоро ли, Господь ? –

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Геннадий Иванов