Лекция 12 Реализм: Америка 30-х в художественной прозе и публицистике Социальный роман. Хемингуэй "По ком звонит колокол"

Разумеется, не только творчество Р. Райта и даже не только афроамериканская поэзия и проза — литература США "красной декады" в целом так же резко отличалась от послевоенной, как Америка 1930-х, периода Великой депрессии, от Америки "джазового века". Художественная проза и публицистика, переживающая в эти годы небывалый расцвет ("Трагическая Америка" Т. Драйзера, "Америка в замешательстве" Андерсона, "Крах" Фитцджеральда, обильная "испанская" публицистика Хемингуэя и др.) — это литература большой социальной наполненности и сильнейшего политического потенциала. Американские писатели сохранили творческий порыв предыдущего десятилетия, но направили его в новое русло.

Общая переориентация художественной литературы сказалась в обращении авторов к новому кругу проблем, основными из которых стали, во-первых, рабочее движение (стачки, забастовки) и жизнь простого народа и, во-вторых, борьба с фашизмом (прежде всего, война в Испании). Так, Ш. Андерсон изобразил стачку текстильщиков в штате Северная Каролина ("По ту сторону желания", 1932), Дж. Стейнбек по-новому, с большей социальной определенностью, подошел к своей излюбленной теме — судьбе американских фермеров ("Битва с исходом сомнительным", 1936; "Гроздья гнева", 1939).

К социально значимой проблематике повернулся в эти годы и Э. Хемингуэй, один из ярчайших представителей "потерянного поколения". Тема рабочего и фермерского движения никогда не была ему органична (в романе "Иметь и не иметь" он иронически обрисовал литератора Ричарда Гордона, который "пишет уже четвертый роман о забастовках"). Хемингуэй обращается к тому, что сам пережил и перечувствовал — к антифашистской борьбе в Испании, которой посвящен роман "По ком звонит колокол".

Изменившаяся проблематика потребовала и иных, чем прежде, принципов воплощения. Для произведений, написанных в 20-е годы, была характерна лирическая замкнутость, углубленность во внутренний мир человека. Мир внешний входил в них опосредованно. В 30-е наблюдалось расширение диапазона; социальная действительность непосредственно вторглась в книги американских авторов, которые обнаружили тяготение к универсальному охвату событий и, вследствие этого, к эпическим принципам изображения. Проза 30-х была преимущественно эпической.

Так, Джон Дос Пассос предпринял попытку создать "американский эпос" — трилогию "США". В нее вошли романы "42-я параллель", "1919" и "Большие деньги". Вариантами современного эпоса предстают и значительно меньшие по объему романы "Гроздья гнева" (1939) Стейнбека и "По ком звонит колокол" Хемингуэя. Оба писались на исходе 30-х годов и впитали атмосферу "гневного десятилетия".

Роман "По ком звонит колокол" (1940) обнаруживает явную преемственность с произведениями Хемингуэя 20-х годов. События пропущены через восприятие смятенного героя, который показан в кризисный момент его биографии. В основе композиции лежит принцип "сжатого времени". Действие романа охватывает всего трое суток. Американский доброволец Роберт Джордан находится на выполнении задания. Он должен взорвать мост в тылу франкистов. За эти трое суток Джордан успевает прожить, по сути, целую жизнь, перечувствовать всю гамму человеческих чувств: счастье любви, радость солидарности, боль за товарищей, которыми он вынужден рисковать.

Однако сам герой существенно изменился со времени ранних хемингуэевских романов, хотя и остался узнаваемым. Как и Джейкобу Барнсу и Фредерику Генри, ему свойственны столь высоко ценимые автором мужество, презрение к смерти, неприятие несправедливости. Но как личность Джордан шире "потерянных" героев. Его отличают напряженная жизнь интеллекта и осознанное социальное чувство. Свою жизненную цель он видит в выполнении общественного и нравственного долга.

За трое суток перед взрывом Джордан понимает ценность каждой отдельной человеческой жизни. Каждый человек — это целый мир. И в то же время он часть мироздания, ибо его судьба накрепко спаяна с судьбами всего человечества. Не случайно эпиграфом к роману взят отрывок из Джона Донна, английского поэта XVII столетия: "Нет человека, который был бы, как остров, каждый человек есть часть материка, и потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе". Этот эпиграф подчеркивает обобщающий, философский аспект произведения.

Так, благодаря новому качеству, обретенному героем, расширяются границы лирического романа. Кроме того, Джордан не единственный повествователь. Роману присущ своеобразный полифонизм. Ряд фактов подан через восприятие других персонажей (испанских партизан Ансельмо, Эль Сордо, цыганки Пилар), самого автора. В результате жизнь Джордана оказывается вписанной в общие картины гражданской войны в Испании, партизанского движения, жизни испанского народа. Произведение приобретает эпический охват событий и становится поистине современным эпосом.

Крайним проявлением переориентации художественной литературы США в 1930-е годы было возникновение откровенно пропагандистского социального романа протеста как массового феномена: критика насчитала свыше 70 произведений этого жанра, вышедших в стране за одно десятилетие. Создателями таких романов были в основном пролетарские авторы; многие из них впервые обратились к литературе по зову классового сознания.

Показательно, что огромный вклад в оформление социального романа протеста внесла вторая генерация еврейско-американских писателей (американцы в первом поколении), родившихся до Первой мировой и проведших детство в еврейских гетто: Майкл Голд, Эдвард Дальберг, Альва Бесси, Альберт Мальц, Говард Фаст, Тилли Олсен и многие другие. Они вошли в литературу в "красные тридцатые", что и определило общую направленность их творчества. Точнее же, во многом именно они, увлеченные идеями Карла Маркса, русской пролетарской революции и пролеткульта, определили "красный" характер "гневного десятилетия" в литературе США.

Если старшее поколение еврейско-американских писателей ностальгически старалось удержать в суматохе огромного американского города память их медленно угасающего мира, то их "дети", напротив, стремились ассимилироваться на новой родине и, по возможности, перестроить ее по образу и подобию Советской России. Хотя тематика, проблематика, отчасти — стилистика их произведений продолжала традицию еврейско-американских писателей старшего поколения, герои их произведений: "Подонков" (1930) Э. Дальберга, "Жизни в глуши" (1935) А. Бесси, "Глубинного источника" (1940) А. Мальца и других — как правило, находили выход из жизненного тупика. Они видели его в пролетарской солидарности с "еврейской беднотой". "О, революция рабочих, — восклицал М. Голд, редактор пролетарского журнала "Нью Мэссиз", в романе "Еврейская беднота" (1930), — ты Мессия!"