Романтический гуманизм. Трансцендентализм. Путевая проза

Наступление зрелого этапа американского романтизма сопряжено с экономическими потрясениями конца 1830-х, внешне- и внутриполитическими конфликтами 40-х, подъемом радикально-освободительного движения. Этот период характеризуется рядом трагических открытий, сделанных романтиками. В первую очередь, открытием того, что социальное зло (рабство, истребление индейцев и т.д.) не есть некая сила, воздействующая извне на их идеальное общество, что его допустили сами американцы, что в истории американского государства, либо в самих установлениях молодой республики, возможно, кроется нечто, ведущее к перерождению демократии. С этим открытием связана общая переориентация романтического сознания. Пафос освоения Америки начал постепенно вытесняться новыми интересами: что представляет собой человек, населяющий эту обширную страну, что есть человеческая личность вообще, какова ее нравственная и духовная природа?

Зрелый этап американского романтизма обычно характеризуют в критике как "романтический гуманизм", ибо главным объектом художественного исследования писателей становится индивидуальное человеческое сознание в его интеллектуальных, нравственных и эмоциональных проявлениях. Сосредоточенность на индивидуальном сознании не означала утраты романтиками второго поколения интереса к общественным отношениям, к социальным и политическим проблемам, однако, данные проблемы, преломляясь через призму романтического мировосприятия, представали порой в мистифицированной форме. Человеческое сознание оказывалось объектом разрушительного воздействия со стороны надличных сил, игрушкой проникающего внутрь него "беса противоречия".

Вопрос о путях преодоления зла также замыкался на человеке, на скрытом духовном потенциале личности, который надо увидеть и высвободить. К этому и стремились различные общественно-литературные движения, расцвет которых не случайно приходится именно на конец 30-х—50-е годы XIX века: аболиционизм, трансцендентализм, "Молодая Америка" и другие. При всем огромном несходстве меж ними все они имеют философско-эстетическую основу в романтическом гуманизме.

Трансцендентализм — это своего рода формула романтического гуманизма, его теоретическое воплощение, представленное, главным образом, в сочинениях Эмерсона и Торо, и попытки его практического осуществления — устройства жизни на справедливых и гармоничных основаниях. Причем, задачей создания коммун было вовсе не социальное реформаторство, а обновление и самосовершенствование каждой личности, доказательство ее духовной и экономической независимости. Аболиционизм же, породивший обширную литературу, в том числе и художественную, видел зло рабовладения не в социальной несправедливости, не в экономическом ущемлении рабов, а в попрании прав личности на независимость, то есть в разрушении нравственных оснований человеческого сознания.

Однако если говорить собственно о литературе, то крупнейшие художественные явления здесь находятся вне рамок какого-либо общего движения. Это творчество Готорна, По, Мелвилла, писателей, очень различных между собой, очень индивидуальных. Но если снять индивидуальную окраску, станет ясно, что их главные идеи сходны. Это носившиеся тогда в воздухе идеи романтического гуманизма. Н. Готорна привлекали "истины человеческого сердца", то есть вопросы нравственного сознания, его природы, исторической эволюции и современного состояния, Э. По исследовал область психических состояний, Г. Мелвилл — интеллект, прорывающийся к универсальным законам бытия, к макрокосму Вселенной.

Как и все романтики второго поколения, они видели источник личного и общественного неблагополучия в человеческом сознании — нравственной слепоте и глухоте (Г. Мелвилл), извращенной мудрости (Н. Готорн) или одержимости "бесом противоречия" (Э. По). Но эти романтики-одиночки были чужды реформистских порывов своих собратьев, втянутых в какое-либо общественное движение. И поэтому социальный оптимизм начисто отсутствовал в их мировоззрении, их романтический гуманизм выступал в наиболее трагическом варианте.

Многоликое зло, врывавшееся в жизнь и сознание человека, приобретало в их глазах черты фатальности, неодолимости. Если мир произведений Ирвинга, Купера и других романтиков-нативистов в целом светел, гармоничен и "полон юношеских надежд", если аболиционисты, трансценденталисты и младоамериканцы стремятся сделать его таковым, то Готорн, По и Мелвилл в принципе не верят в эту возможность. Их художественный мир дисгармоничен, разорван и смещен, их герой обречен на безысходное одиночество, нравственные страдания, борьбу с окружающим миром или с самим собой и, в конце концов — на гибель, физическую или духовную.

Развитие романтического гуманизма в США было неравномерным. Его высочайший взлет приходится на первую половину 1850-х, время, обычно обозначаемое в американской критике как Американский Ренессанс, когда увидели свет великие творения романтического искусства: "Алая буква" (1850), "Дом о семи фронтонах" (1851), "Счастливый дол" (1852) Н. Готорна, "Белый бушлат" (1850), "Моби Дик" (1851) и "Пьер" (1852) Г. Мелвилла, "Хижина дяди Тома" (1852) Г. Бичер-Стоу, "Уолден" (1854) Г.Д. Торо, первая редакция "Листьев травы" (1855) У. Уитмена. Это время, когда американская поэзия, эссеистика и проза — роман и новелла — не просто встали наконец-то в один ряд с соответствующими жанрами европейской словесности, но и во многом вырвались вперед. В этот момент литература США становится одной из крупнейших мировых литератур.

Пора расцвета американского романтизма завершилась с началом Гражданской войны, после окончания которой он уступил реализму область эссеистики и прозы, но сохранил способность переживать творческие взлеты в поэзии, и ее яркой вспышкой отмечен финальный этап романтизма в США. (У. Уитмен, Г. Мелвилл, С. Лэнир, Э. Дикинсон и другие).

В начале 20-х годов XIX столетия, однако, все это было еще впереди: американский романтизм делал первые, но весьма уверенные шаги, прокладывая дорогу подлинно национальной американской литературе. Важно подчеркнуть, что задача создания самобытной литературы, выполненная романтиками первого поколения, не исчерпывалась освоением национального материала — в нем, как мы видели, недостатка не было. Нативистам удалось в целом преодолеть упорное сопротивление этого материала европейским методам его эстетического воплощения, и разработать новые художественные формы, способные вместить уникальный американский опыт.

Одной из адекватных форм его выражения оказалась путевая проза. Такие книги, как "Путешествие в Новую Англию и Нью-Йорк, 1769—1815" (1822) Тимоти Дуайта и особенно "Поездка в прерии" (1835) и "Книга о реке Гудзон" (1849) Вашингтона Ирвинга, расширяли литературные горизонты, отвечали мобильному духу нации и восполняли пионерские стремления тех, кто волей судьбы должен был оставаться на месте. Путевая проза писателей-романтиков опиралась на давнюю традицию "рассказа путешественника", характерного для доколониальной и колониальной литературы Нового Света; за описанием географических, топографических и культурных достопримечательностей, однако, теперь явственно обнаруживалось духовное и эстетическое измерение природы и незнакомых культур.

Жанр путевой прозы не был специфичным ни для романтизма, ни только лишь для американской литературы, но именно в романтической литературе США он обретает свое неповторимое качество и в дальнейшем становится излюбленным жанром национальной словесности. Назовем здесь хотя бы "Неделю на реках Конкорд и Мерримак" (1849), "Леса Мэйна" (1864) и "Мыс Код" (1865) романтика-трансценденталиста Генри Дэвида Торо, "Простаков за границей" (1869), "Налегке" (1867) и другие многочисленные книги путевых очерков Марка Твена и "Острова в океане" Эрнеста Хемингуэя.

Другими, еще более продуктивными и гибкими художественными формами освоения американского опыта и американского духа оказались новелла, зачинателем которой в США стал В. Ирвинг, и роман, теоретически разработанный и практически воплощенный Дж. Фенимором Купером. Причины обращения романтиков-американцев преимущественно к прозаическим жанрам усматриваются в насущной потребности нарождавшейся американской литературы в эпических формах, которые должны были восполнить отсутствие эпоса на определенной стадии становления национального самосознания и культуры. Американские романтики чутко уловили эту потребность. Вот почему, в отличие от романтиков-англичан, которые были в основном лириками (кроме В. Скотта, который, впрочем, начинал также как поэт), писатели XIX века в США стремились развивать повествовательные формы.

О том, что их попытки создания американского эпоса были в большей или меньшей мере осознанными и целенаправленными, свидетельствуют как их собственные высказывания на сей счет, так и их произведения. Показательна также неудача, постигшая в данном плане художественно совершенные эпические поэмы Генри Уордсворта Лонгфелло "Эванджелина" (1847) и "Песнь о Гайавате" (1855), которая выше оценивается в России, чем на родине. Что же касается американских романтиков-новеллистов и романистов, прежде всего, В. Ирвинга, Дж. Фенимора Купера и Г. Мелвилла, то они воистину создали коллективный национальный эпос, национальную мифологию. Рип Ван Винкль и Кожаный Чулок были восприняты как подлинно народные персонажи, Чингачгук, а не Гайавата, стал для читателей "настоящим индейцем", эпопея освоения фронтира навсегда слилась с романами Купера, а мелвилловский "Моби Дик" приобрел значение героического эпоса США и, укрупняясь со временем, занял в сознании американских литераторов XX века место подле Библии.