Владимир набоков (vladimir nabokov. 1899—1977; набоков владимир владимирович)

— русский и американский писатель. В его творчестве выделяются два периода: «русский», когда были созданы книги, вошедшие в фонд литературы русской эмиграции, и «американский», когда он начал писать на английском языке. В 1945 г. Набоков принял американское гражданство. С 1960 г. обосновался в Швейцарии, где и провел два последних десятилетия своей жизни. Здесь рассматривается пласт его творчества, принадлежащий американской литературе XX в. Первая же книга, написанная Набоковым на английском языке,— роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1941) — не только свидетельствовала об уверенном овладении автором новым литератур­ным языком и его необоримой тяге к образно-метафорическому эксперименту, но и обозначила важные тематические координаты художественного мира писателя, остававшиеся неизменными на протяжении дальнейшего творческого пути. Главные из них — изгнанничество и обретение духовной родины в независимой и самоценной эстетической деятельности, неизбывное одиночество художника и преодоление им хаоса пошлой и приземленной повседневности в акте вдохновенного творчества, неузнаваемо преобразующего сырую реальность и самого творца. Такую метаморфозу и переживает безымянный герой-повествователь романа — сводный брат безвременно умершего британского литератора русского происхождения Себастьяна Найта, вознамерившийся написать его биографию с целью оградить память покойного от произвола недобросовестных исследователей и досужих мемуаристов. Если «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» в фабульно-образном плане тяготела к ранним русскоязычным произведениям Набокова («Машенька», «Защита Лужина»), то следующий англоязычный роман — «Под знаком незаконнорожденных» (1947), действие которого развертывалось в вымышленной стране с жестоким диктаторским режимом, — вызывал ассоциации с его антитоталитарным романом «Приглашение на казнь» (1938), демонстрируя пристальное внимание автора к жанру антиутопии. И хотя острая общественно-политическая проблемати­ка позднее нечасто выходила на первый план произведений Набокова, неистощимая фантазия писателя не раз «вписывала» в читательское сознание эфемерные королевства, империи и про­винции (Зембла в романе «Бледное пламя», Эстотия — в «Аде» и т. п.). Общенациональной и мировой известностью Набоков обязан самому, пожалуй, сложному из своих романов — «Лолите» (1955), родившемуся из короткого прозаического этюда предвоенной поры «Волшебник» (1939). В романе впервые нашли блестящее воплощение подлинные параметры романного дарования прозаика. Многомерность воплощенных на страницах «Лолиты» картин современной американской действительности выходила далеко за рамки сенсационной истории «беззаконной» страсти эми­гранта из Европы Гумберта Гумберта к 12-летней американской «нимфетке». Не случайно вы­звавшая целый каскад разноречивых критических отзывов, с упехом экранизированная (1962) и инсценированная (1980), «Лолита» стала самым популярным произведением прозаика в широких читательских кругах. На более узкий круг ценителей рассчитаны отмеченная пронзительно нос­тальгической тональностью и несомненным автобиографическим элементом повесть «Пнин» (1957) и в еще большей мере — демонстрирующий незаурядный талант Набокова — англоязычного версификатора — роман в стихах и прозе «Бледное пламя» (1962), снискавший восторженные оценки литературной элиты США. Неукротимый разгул игровой стихии, дух озорной фантасмагоричности безраздельно царит в многослойном, пародирующем десятки классических литератур­ных образцов повествовании еще одного этапного произведения Набокова этой поры — романа «Ада, или Страсть: Хроника одной семьи» (1969). Безграничность потенций художественного слова, всепобеждающая магия веселой и жуткой игры, радикально пересоздающей реальность, вторгаясь в нее множеством зеркальных подобий-двойников (эпистемологический эксперимент сродни про­деланному Х.Л.Борхесом), определяет неповторимо своеобразный колорит поздних романов пи­сателя — «Просвечивающие предметы» (1972) и «Погляди на арлекинов!» (1974), фабула и проблематика которых, особенно последнего, вызывает в памяти самое совершенное из русско­язычных произведений Набокова — «Дар». Неоспорим внутрилитературный резонанс творчества прозаика как живой лаборатории экспериментальной прозы; принципы его новаторской эстетики легли в основу особого направления в послевоенной прозе США — так называемой школы «черного юмора» (Дж. Барт, Д. Бартельм, Т. Пинчон и др.), взявшей на вооружение такие харак­терные приемы набоковского письма, как пародирование канонических литературных моделей, всевозможные стилизации, разнообразные формы литературной мистификации и т. п. Впрочем, значение опыта Набокова-прозаика отнюдь не замыкается в границах англоязычного литературного мира: его художественные новации отразились в практике представителей латиноамериканского «магического реализма», французского «нового романа» и, путем обратной проекции,— в произ­ведениях российских литераторов постмодернистской ориентации. Несомненна и ценность фило­логических штудий писателя — таких как очерк «Николай Гоголь» (1944), курсы лекций по

[472]

русской и мировой литературе, переводов на английский язык «Слова о полку Игореве» (1960), «Евгения Онегина» А.С.Пушкина (1964).