Иван Иванович Козлов (1779-1840)

Один из первых русских «байронистов». Зная с детства французский и итальянский языки, он, уже будучи больным (паралич ног, приковавший его к постели с 1819 года и до конца дней), в 1821 году совсем ослеп, но выучил английский и немецкий, знал наизусть всего Байрона и перевел его поэму «Абидосская невеста» (1819- 1826). Козлова интересовали и другие английские поэты: Вордсворт, Саути, Бернс, друг Байрона Томас Мур. Но Байрон у него занимал особое место. Козлов записал в 1819 году в своем дневнике: «Много читал Байрона. Ничто не может сравниться с ним. Шедевр поэзии, мрачное величие, трагизм, энергия, сила бесподобная, энтузиазм, доводящий до бреда, грация, пылкость, чувствительность, увлекательная поэзия, – я в восхищении от него.... Но он уж чересчур мизантроп». Байрон был плохим утешителем. Смерть его Козлов воспринял как потерю «дорогого сына» («Дневник») и откликнулся пространным стихотворением. Козлов пытается создать апофеоз Байрону, охватить всю его жизнь, его общественные и семейные столкновения, говорит о вольнолюбии поэта, о пламени роковых страстей:

Он пел угнетенных свободу;

Страданий любви исступленной певец.

Он высказал сердцу все тайны сердец,

Всех буйных страстей упоенья.

(«Байрон», 1824)

Байрон связывает свой жребий с судьбой Эллады, помогает борьбе греков за свободу, тут и настигает его славная смерть.

Но стихотворение Козлова слишком растянуто, лишено внутренней энергии. Вся мощь бунтарской поэзии Байрона не подхватывалась Козловым. Козлов выделяет мотивы страдания, грусти, усиливает упования на провидение. Концовка стихотворения больше относится к самому Козлову, чем к английскому поэту: «В последний таинственный час» сердце Байрона обращено было к родным краям, «искало и дочь, и жену – ив небе с земным не рассталось!»

Концовка – в духе Жуковского, и подспудно опирается на личные обстоятельства жизни Козлова: семья его бедствовала, заработка не хватало. «Несчастье сделало его поэтом», – писал о Козлове Жуковский.

«Чернец» (1825) – поэма, принесшая славу Козлову. В сознании современников его имя стояло рядом с Пушкиным и Жуковским. Белинский отмечал, что по господствующему чувству Козлов находился под влиянием Жуковского, а в области художественной формы всегда был подражателем Пушкина. Несчастная судьба поэта, прикованного к постели, которому предстояло еще и потерять слух и зрение, чрезвычайно подогревала интерес к Козлову. И «байронический» образ героя – Чернеца – получил психологическую достоверность. Поэма ходила в рукописях по России. Подряд вышли три ее издания. «Она взяла обильную и полную дань слез с прекрасных глаз; ее знали наизусть и мужчины» (Белинский).

Содержание поэмы такое: в одной из киевских обителей укрывается чернец, «страдалец молодой». Он прибыл туда ночью, в бурю, судьба его таинственна. Однажды он рассказал о себе монастырскому старцу. Он рос бездомным сиротой, не знал родимой ласки: «Когда ровесники играли, уже задумывался я». Ему любить было некого, он жил нелюдимо:

Мне было нечего терять.

Мне было не с кем расставаться.

И вот с невских берегов в родные края приехал седой воин с женой и семнадцатилетней дочерью. Юноша полюбил девушку, и ее родители их обручили. Уже предстояло венчание. Но неожиданно появился соперник, дальний родственник возлюбленной, и стал коварно льститься, насильственно принуждать деву к браку. В уничижение сопернику говорится, что он чести изменил, когда служил хорунжим в польском войске. Умирает мать возлюбленной девы, а коварный соперник стал овладевать душою ее отца, и тот изменяет данному слову. Герой поэмы решил действовать смело:

Презрел злодея, дочь увез

И с нею тайно обвенчался.

Целый год пара жила счастливо, уже ждали младенца. Но злобный соперник оклеветал возлюбленных и сказал, что дочь отцом проклята. Дочь не выдерживает тяжкого испытания и в страшных муках умирает. Умирает и новорожденный сын. Герой похоронил их и покинул край, где осиротел. Но в душе он вечно носил образ жены и младенца, представлял их блаженствующими в раю и хотел поскорее соединиться с ними. И вот однажды, навещая их могилу на поляне, он встречает на коне своего соперника, убийцу сына и жены. Нет ему прощения. Герой поражает кинжалом злодея, когда тот попытался обнажить саблю. В страшном душевном потрясении он бродит по полям, вдруг слышит звон к заутрене и оказывается в храме. Но о чем он теперь может молиться? В душевной подавленности он сознает, что теперь еще труднее соединиться с возлюбленной:

Как непорочность сочетать

Убийцы с бурными страстями?

Как в небе ангела обнять

Окровавленными руками?

Убийца и пришел в обитель за покаянием. Он молится перед иконами. И вот однажды предстает перед ним жена, в белой пелене. Этане было обманом воображения. То была именно она с младенцем на руках. Она говорит мужу, что он прощен небесами. Он бросается к ней, а тень ее исчезает. В страшных терзаниях герой умирает:

Прочитана святым отцом

Отходная над чернецом.

Содержание поэмы «Чернец» мало напоминало гордую, богоборческую поэзию Байрона, походило на баллады Жуковского, с верой в лучшую жизнь за гробом. И все же герою «Чернеца» свойственны дерзкие порывы духа, способность на решительные действия. В его лице погибает незаурядная личность, обездоленная судьбой.

Мастерство стиха безукоризненное, почти пушкинская легкость, даже можно уловить черты назревающей резкой лермонтовской контрастности. Один из примеров мы уже приводили: «Мне было нечего терять, / Мне было не с кем расставаться». Приведем еще примеры:

Я все имел, все потерял...

или:

Она в уме, она в речах,

Она в моленьи на устах.

Это все придает упругость стилю, приближая к стихам, которыми будут написаны лермонтовские «Демон» и «Мцыри».

Итак, «байроническая» поэзия воспринималась русскими «байронистами» по-разному. Декабристы чтили в Байроне поэта-гражданина, союзника итальянских карбонариев и греческих повстанцев. Для Жуковского Байрон – поэт рока. Переводя «Шильонского узника», Жуковский выбросил «Сонет к Шильону» с гневными словами против тирании и с гимном в честь свободы. У Пушкина – самый многосторонний подход к Байрону: и свободолюбие, и скептицизм, и повышенная рефлексия, и попытки преодолеть романтический идеализм, выйти к трезвой правде жизни. Козлов воспринимал «байронизм» в страдальческом плане. Только Лермонтов – «байронист» с русскою душой – передаст всю мощь байроновской скорби и протеста, жажду активных действий против зла.