logo search
М

№ 240 * * *

Ночь и даль седая, – В инее леса. Звездами мерцая, Светят небеса. Звездный свет белеет, И земля окрест Стынет-цепенеет В млечном свете звезд. Тишина пустыни... Четко за горой

На реке в долине Треснет лед порой... Метеор зажжется, Озаряя снег... Шорох пронесется – Зверя легкий бег... И опять молчанье... В бледной мгле равнин, Затаив дыханье, Я стою один.

И. Бунин, 1896

Содержанием стихотворения Гёте и Лермонтова, как сказано, были природа и смерть. Обе темы очень традиционны в романтической лирике и легко могут отделиться друг от друга. Решающий шаг к выделению «природы» в отдельную тему сделал Фет в восьмистишии 1842 г., где он заменил лермонтовский южный пейзаж северным, снежным: «Чудная картина, / Как ты мне родна: / Белая равнина, / Полная луна, / / Свет небес высоких / И блестящий снег, / И саней далеких / Одинокий бег». Это «как ты мне родна» находит прямой отголосок в концовках у Леонова и Есенина (№ 229, 230), а «свет небес» и «одинокий бег» – в стихотворении Бунина (№ 240).

Основные элементы фетовского пейзажа – снег, ночь, луна. Среди наших одиннадцати стихотворений в четырех присутствует «луна» (или «месяц») и в одном – «звезды». Четыре стихотворения изображают ночь, два или три – сумерки, «солнечное» стихотворение только одно («Белая береза...» Есенина; в нем влияние «Чудной картины...» дополняется влиянием другого фетовского стихотворения: «Печальная береза / У моего окна, / И прихотью мороза / Разубрана она...»). «Весенним» и «солнечным» можно считать еще стихотворение Есенина «Пасхальный благовест» (см. № 292). Это преобладание мрачности в пейзаже – несомненное наследие той темы смерти, которая присутствовала в «Горных вершинах».

Любопытно, что среди русских пейзажей оказывается и французский пейзаж (в стихотворении № 238, переведенном из Вердена), который отлично вписывается в общий ряд. Гораздо неожиданнее «горный ручей» как примета русского пейзажа у Леонова, – несомненно, пришедший из «Горных вершин». Оттуда же (но не от Лермонтова, а из немецкого подлинника) – «птичий щебет» и «шорох трав» у Ал. Коринфского.

БЫТ

№ 241

Шарманщик

В дальнем закоулке Дед стоит седой И шарманку вертит Дряхлою рукой. По снегу да босый Еле бродит дед – На его тарелке Ни копейки нет. Мимо идут люди. Слушать не хотят

Только псы лихие Деда теребят. Уж давно о счастье Дед не ворожит, Старую шарманку Знай себе крутит – Эй, старик! Не легче ль Вместе нам терпеть. Ты верти шарманку, А я буду петь...

И. Анненский, пер. из В. Мюллера (год неизв.)

№ 242

* * *

Крестится избенка В скудные поля, Скучная сторонка – Родина моя. По весне туманно Зеленеет новь... Здесь узнал я странно Странную любовь. Все-то кто-то кличет, Милый голосок,

Под ноги мне тычет Камни да песок. Вот кукушка в зори Вышла куковать, Как случилось горе – Не могу понять. Крестится избенка В дальние поля, Скучная сторонка – Родина моя.

Ю. Анисимов, [1913]

№ 243

Ветхая избушка

Ветхая избушка Вся в снегу стоит, Бабушка-старушка Из окна глядит. Внукам-шалунишкам По колено снег. Весел ребятишкам Санок быстрый бег. Бегают, смеются, Лепят снежный дом,

Звонко раздаются Голоса кругом. В снежном доме будет Резвая игра... Пальчики застудят – По домам пора! Завтра выпьют чаю, Глянут из окна – Ан, уж дом растаял, На дворе – весна!

А. Блок, 1906

№ 244

Пахарь

Встану я пораньше С утренней зарей, Распластаю землю Матушкой сохой. Брошу в землю зерна, И те дни придут, Землю смочит дождик, Семена взойдут. Да, пора и взяться Мне за труд родной...

Будет, отдохнул я Долгою зимой. Хлеб уж весь подъелся, Пусты закрома, Корму нет скотине – Все взяла зима. Вся теперь надежда На труды и пот, А за них Господь мне Урожай пошлет.

Ф. Шкулев, 1902

№ 245

Бабушкино горе

Из родной деревни Часто в города Гонит на работу Горькая нужда. Так, не кончив в школе Никаких наук, От нужды уехал Мой родимый внук. Жив ли он, сердечный? Или где-нибудь Бедствует, в работе Надрывая грудь?

Может, где плетется Медленно селом. По большой дороге Просит под окном – Просит Христа ради. Или, может быть. Бродит, где не зная Голову склонить? Думает старушка, Бедная, в тоске, И слеза катится По ее щеке.

С. Дрожжин, [1898]

№ 246

* * *

Чуть в избе холодной Теплился ночник, На печи безродный Умирал старик. Перед ним ни друга, Ни сестры родной,

Только, слышно, вьюга Билась за стеной. «Скоро ли до света?» – Думает бедняк; Но изба одета Вся в могильный мрак.

С. Дрожжин, 1907

№ 247

* * *

Болесть да засуха, На скотину мор. Горбясь, шьет старуха Мертвецу убор. Холст ледащ на ощупь, Слепы нить, игла... Как медвежья поступь. Темень тяжела. С печи смотрят годы С карлицей-судьбой.

Водят хороводы Тучи над избой. Мертвый дух несносен, Маята и чад. Помялища сосен В небеса стучат. Глухо Божье ухо, Свод надомный толст. Шьет, кляня, старуха Поминальный холст.

Н. Клюев, [1913]

№ 248

* * *

Месяц – рог олений, Тучка – лисий хвост. Полон привидений Т&##225;ежный погост. В заревом окладе Спит Архангел Дня. В Божьем вертограде Не забудь меня. Там святой Никита, Лазарь – нищим брат, Кирик и Улита Страсти утолят.

В белом балахонце Скотий врач – Медост… Месяц, как оконце, Брезжит на погост. Темь соткала куколь Елям и бугру. Молвит дед: не внука ль Выходил в бору? Я в ответ: теперя На пушнину пост: И меня, как зверя, Исцелил Медост.

Н. Клюев, [1913]