№ 44 * * *

В тот вечер ворон кра да кра. В ту ночь луна всходила красная. Наутро Ксения вошла В рай отошедшая, желанная.

  В сиянно-утренней красе Стояла белым дымом Ксения. И на столе зажглась свеча. И вновь вошло в меня отчаянье.

  – Зачем пришла? Почто пришла? – Идем со мною на заклание. – Но ты в раю? – Она молчит. Ушла. И был мой день мучителен.

  Куда пойду? Кого спрошу? О храм любви! О храм разрушенный!. – За что томишься? – звал. Кричал. О, Бог! и Ты не запечалился?

И. Рукавишников, 1909/1914

В обычных рифмах тождественны звуки, расположенные (на письме) справа от последнего ударного гласного; в богатых рифмах – также и звуки, расположенные влево от него (опорные, см. № 31—32). Эту тенденцию к «обогащению» звукового состава рифмы Брюсов удачно назвал «левизной в рифме» (политические ассоциации этого термина подсказывают оценочный смысл: «передовой эксперимент»). Если эти левосторонние опорные звуки присутствуют во всех строках, то они уже являются достаточным сигналом рифмы, и тождественность правосторонних звуков становится необязательна. Такие«левосторонние» рифмы(иногда их называют «корневыми») широко употребительны в современной русской поэзии (с середины 1950-х годов), но впервые они появились еще в начале XX в. В стихотворении Гиппиус восприятие их облегчено тем, что все дактилические окончания рифмуют с дактилическими и женские – с женскими; в стихотворении Рукавишникова мужские окончания рифмуют с дактилическими, и от этого они звучат более странно и трудноуловимо. Гиппиус и здесь, печатая свои стихи, располагала строки так, чтобы читателю легче было заметить рифму.